Давн тот дрэк, суров, да при планете всей угодно сколько идеально как 96 процентов прост.
(Эссе)
(Интро под игру Castlevania Dawn of Sorrow)
Часы тикают лишь сумрачно и лишь для сумрака в преданиях, стихах, названиях лишь как-то обозначено. Но тикают надменно лишь, возвисившись лишь грудой неподъёмной, одной насмешкой только, как самой скалой. И молодость за тактом этим послушной поступью спешит ступая прочь, желательно туда кому-то где был бы лишь бы обозначенный особо сумрак, иной раз которого бы вместо был бы званый случай, билет бы латерейный не поддельный. Тикают часы направлено в место только чтобы звать одно, и может только для того чтобы слышали они только себя. Туда куда уже как двадцать лет не хотелось по известно что напрасности тащить и волочить себя - стыдом только своим за разом в раз лишь выдавая это только за наивность вечно первого, без опытного дня. Как много шансов званых, как-то по преданиям очерченных, названых, предать наверно чтобы как всегда бы те смахнулсь с самой судьбы у человека, опали они листвой под неуспевшою схватить бы их рукой то ли испуганно то ли шутливо.
Воздел тогда стакан тот благородный человек и градус благородный осознал, как это делал много лет другой, учил которой жить чтоб каждый бы его в чём главный смысл понял. Воздел высокой идеальности стакан и боле мелкого за краем он его не увидал. А только то что перед ним должно стоять для простоты узрел, проклял и обсмеял. Оно не малым градусом видал он что воздвигалося на пути как полюс компоса куда тут мимо не иди. Пейзаж не безмятежен тот что получился впереди и от осознания его похожим быть должно и что с боков и что по одаль от него. Не прошеные для заботы одолевали его и ни сулили ничего. Но берегли заброшенные за благодарность ту же длинные седины молодое принципа лицо желавшее как раньше не другого нового в замен но своего.
Не своего хотели много, их как счастья было очень, очень много, не сулили они в принципе иного. От того когда ответ на вечно знали годы. И ведь вопросы первым тот задал который их бы дале продолжал ибо он уже начал, и кстате с самого начала подитожил. И в принципе вот с этого и крепость кто-то на пути нарокотал. Ведь от того что шанса как не своего никто ещё не дал. А ведь ещё заметить надо что тот бы в чём-то важном, названом ещё и поглощался, испарялся, далее как шанс и исчезал... Там исчезая где непонятно как бывало кто-то ещё прорастал как будто далее от этого сезон другой который должен был бы быть настал.
Как много, много раз тот шанс по имени известный каждому вот тут из под руки, не посмев коснуться даже пальцев с честью дале, с благородством отползал. Да тут кто-то много помогал. Ведь чудеса кому нужны? В руках другого может быть сверкать должны они?
Пускай не благородные проблескнули на горизонте обелисковы пути. Хотелось благородно взять и как человек естественный, нормальный заграницу перейти. Но защемило барский то естественный путеводительный кафтан, где человек бы для него не мал, не узок, не широк при том что в принципе другим такой никто не предлагал. Зато ему и двадцать лет и более - сумел и смог, и далее при нём ещё и в слух про то смекал, чертил взаимосвязи не сусветности его, но поводка нашитого то всё же за глаза на нём не показал. Ну были как бы для того какие-то эффектные и подозрительно спешащие как к случаю фанфары... С них чего спросить конечно можно, надо? И почему при том именно всё спросить при этом надо?
Тикают часы и бы о том чём тикают на месте том бы и стояли бы они бы в принципе одни.
Им всё равно, едино о живом, о чувствах всё равно известно им заранее не спрашивая никого.
Они самые занудно тикая и урывая лишь позвали человека всё же в отличные от идеи нудной принципы. Ведь впереди и на перёд всё та же смелость, тот соблазн что позволяет выбирать зовёт, орёт.
Оделся по скромнее человек ища выбора пути, мимо того где такового хоть десять лет, хоть двадцать не найти. Долго злился он что много тут не взять с собой и иш ты скромно как под цензурою идти. Не то чтобы экстравагантно да крупный габарит чего хоть либо бы с собой нести. Долго делал иной он внешний вид вещей, как средь бела дня осознавая всю не ту заботу о персоне он своей.
Под внешним обликом и то - давно исчезло истинное, благородное, своё.
Ведь много, много лет и под другим, нависнувшим, чужим то то же было не оно, не то, не званое, не определённое решившее само как действует оно. Об этом было давно озадачено и решено, не спросив, а за других по принцип действия решив. К примеру тот, другой, нависнувший типаж - сластолюбив...
- Куда он там пошёл? Чё говоришь минуя Огонька и Мультика прошол? По пляжу как без берегов он брёл?! Много блок постов вот так вот миновал прошол?! Да за четыре ладно километра он от города вот так вот взял да меня мимо и прошёл?! Так он лохмотья и типа тросточку нашол?...
Что - Орёл, Чуфан в отпуске?! А другие где?... И счастье это теперь мне?! Вы... Вы слышите чтоб было видно что я его не видел, не следил, не вёл... Пустите под ноги ему даму с собачкой чтоб не подумал о длинне блок поста наблюдения.
И что вели его от самого исходного следя за шагом каждым с точки. Во всём ведь виноват трансфорнерный человеческий фактор, люди сейчас не как раньше, но по расписанию зато.
Что должна она как бы взять и недоверия сигнал куда послать, и весь предлог наслать, да ничего что старо двадцать лет ужо, поверит, не поверит мне то чё?!
Вот и человеку в лохмотьях в принципе до этого ничё. Да и не трость при нём давно. Ему то всё равно как бы тому курс дела принципа известного заранье излагать и кем его бы тот посмел бы называть. Зато после того тот начал в непогоду неприглядную под майкой чистой, новой свои грудки неприлично так терзать. Ведь в принципе сейчас тому как может от возлюбленной своей в холодну воду да по ближе к принципу - не радости нырять.
Вот в принципе поёт он арию свою:
- Ну не хочу я этого, я от любви в конце концов заслуженной горю. Ах крошка, отвлечься по работе нужно мне немножко, как не наивно, не по детски это... Как не понять тебе... Как мерзко холодно когда казалось что это только не себе... Как не понять мерзавцу то тому что это ведь любовь которой у того то нет и от того не мерзко самым гнусным образом ему...
Порвали таки майку рвущие при этих мыслях грудки руки, пальцы. Ах крошка, вот же гнусный то какой момент, совсем как на второй год к осени где молодости, юности бы самый бы расцвет... Ведь в ковалеры годен как бревном а не для этого как предлагают тут как суждено. Ведь не кому то суждено там зацвести как на самой свадьбе, для которой я уж и костюмчик неплохой то в принципе посмел приобрести.
Бревном то иль как нибудь ещё по разному тому по принципу пойти, об этом пусть угадывает как-то сам, иль дама быть должна с собачкой от которой всё должно пойти... Или как вариант того для слова простоты какая нибудь ведьма для сцены рядом ревности к которой можно тут не одного а и ещё кого нибудь другого для знакомой ушлой сцены привести, в которой значительное место общая реакция кого нибудь ещё в идиллии то той до рванья джинсов на почётном возрасте от как бы ревности и много много прочьего как будто может довести. Зато известно что сюрпризы были с самого начала когда посмели за нос человека те вести и там без тех же самых вряд ли как удасться по естественному время провести. И ясно что и там где считаны уже давно они, они и также были б не известны по, коварному как вновь, как с самого начала, за ново суровы, за ново гневны.
* * *