«Что хотят, то и делают!»
Новый директор был суров. Так говорили все. В первый же день он вызвал меня к себе и, прямо глядя в глаза, спросил:
— Вы там, в вашем отделе, перевыполнить план на 150% могете или не могете?
Я замялся. Дело не в том, что нам было трудно перевыполнить наш план. Мы могли его перевыполнить и на 100, и на 300, и на 800%. Но я не знал, как мне выразить свое согласие словами. Вопрос был задан так, что отвечать на него надо было полно. Но ответить «можем» означало указать шефу на его безграмотность. А ответить «могем» у меня на поворачивался язык.
— Ну что же вы молчите? — строго переспросил шел. — Могете или не могете?
— Да! — ответил я.
— Что да? — рассердился он. — Я вас конкретно спрашиваю, и вы конкретно отвечайте: могете или не могете?
— Конечно! — ответил я.
— Что начит конечно? — чуть не закричал он. — Отвечайте прямо, не виляйте! В последний раз спрашиваю... Могете или не могете?
Я собрался с духом и уверенно ответил:
— Могем!
— Тогда, — успокоился он, — ступайте к себе и получите согласие масс, мол: «Да, перевыполнить план на 150% мы могем!» Я вернулся в отдел, собрал всех и неуверенно начал:
— Товарищи! Я собрал вас здесь, чтобы выяснить существенно важный вопрос. Как вы считаете... перевыполнить план на 150%... мы с вами могем или не могем?
В комнате наступила тишина. Я опустил глаза и ждал. Первым, как всегда, нашелся удинственный в нашем отделе профессор Громов.
— Конечно, могем... — грустно вздохнул он.
А на следующий день в стенгазете предприятия появилась заметка нашего культорга под названием «Мы все могем!» За неделю на призыв откликнулись и остальные отделы. А через два дня перед главным входом на предприятие появился красочный плакат: «Могем перевыполнить план на 250%!» За полгода в движение включились все предприятия города. И точно такие же плакаты появились на железнодорожном вокзале и в аэропорту. А вскоре и диктор по телевидению объявил, что «к новому движению подключились и остальные города страны, потому что наши трудящиеся все можут!» Поскольку по телевидению дикторы всегда говорят правильно, ученые-филологи тут же назесли новые формы слова в словарь современного литературного языка.
С тех пор новый директор несколько раз вызывал меня к себе. И нас отдел всегда в таких случаях выступал зачинщиком все новых и новых движений. Не раз включались мы в движения, начатые на других предприятиях.
Однажды жена вернулась домой, тяжело опустилась в кресло и, грустно вздохнув, сказала:
— Устала я, Петь. И больше так не можу и не хочу!
— Чего не можешь и чего не хотишь! — переспросил я.
— Завтра кросс, — ответила она. — Всем отделом бегим!
— Бегите бегмя? — переспросил я.
— В том-то и дело, что бегмя бегим! — посетовала она.
В это время из магазина пришла дочь и сказала:
— Я достала творог. Куда покласть? Тама или тута?
— Поклади здеся, — ответила жена.
— Поклала, — сказала дочь.
— Как много тебе продавщица творогу положила?! — удивился я.
— Не положила, — как филолог поправила меня жена, — а наложила.
Неожиданно у меня появилось ощущение того, что мы все неправильно говорим. Но... Я заглянул в новенький, купленный недавно литературный словарь и обнаружил, что говорим мы, согласно новому словарю, совершенно верно.
«Ну надо же?! Что хочу, то и делаю!» — подумал я неизвестно про кого, махнул на все рукой и включил телевизод. Мне ответила молодая самодеятельная певица. Она пела известную песню Аллы Пугачевой на новый лад: «Все можут короли!»

Нефтяником будешь!

В начале 90-х годов группа немецких бизнесменов приехала в Россию, желая наладить деловые отношения с нашими нефтяниками. К тому времени по миру уже поползли слухи о том, что в России можно быстро сделать хорошие деньги. Особенно в нефтяном бизнесе. И многим западным бизнесменам срочно захотелось стать русскими нефтяниками. Бизнесмены представляли солидную фирму. Чтобы показать русским, насколько серьезны их намерения, они привезли гуманитарную помощь голодающим во имя реформ россиянам.

Наши чиновники этот благотворительный шаг оценили по-своему. Раз немцы такие щедрые, их можно будет «подоить». И устроили приехавшим в течение недели ежевечерние приемы, во время которых было съедено продуктов больше, чем привезли немцы. При этом все дни в тостах говорилось о том, как тяжело нынче России от нехватки западных инвестиций на пути реформ.

Немцы, которые с детства привыкли считать каждый бутерброд, даже спросили у кого-то из чиновников: а кто за все это платит? «Никто», - не задумываясь, ответил чиновник. «Как никто?» - не поняли немцы. «Ну, государство», - пояснил чиновник. После чего мне пришлось долго им объяснять, что государство и «никто» - у нас одно и то же. В то время я руководил одним из крупных фондов, через который была распределена часть привезенной, как мы тогда говорили, «гуманитарки». Я тоже присутствовал на банкетах и даже иногда сопровождал довольных приемом немцев в их экскурсиях по Москве. Они поняли, что меня многие знают. При встрече со мной улыбаются, разговаривают. Двое из группы попросили меня полететь с ними в Тюмень, чтобы помочь провести переговоры с настоящими тюменскими нефтяниками. За это моему фонду была обещана и впредь гуманитарная помощь. Выступлений у меня в то время не было. Россия от шока гайдаровских реформ лежала в нокдауне. Я согласился. В надежде на новые впечатления взял записную книжку.

И я не ошибся. Записи пришлось делать уже в самолете, поскольку кое-кто из пассажиров летел стоя, словно ехал в трамвае. Немцы не могли на это не обратить внимания. И неуверенно спросили: «А разве до Тюмени недалеко?» Что я мог им ответить? Что правительство и народ в настоящий момент живут каждый своей жизнью? У каждого своя халтура. И у летчиков тоже. Подошли к командиру экипажа безбилетные, попросили: «Водила, подбрось до Тюмени, а?» «Мест нет», - ответил командир. «Не боись. Мы смирно постоим, никому мешать не будем. Очень надо, пойми, водила». Водила понял.

И вот теперь человек семь летели стоя, держась за спинки кресел. Некоторые, чтобы скоротать время, пили баночное пиво. Один, который стоял возле моего немца, уже напился и пытался на него облокотиться. С банки капало на клетчатые качественные немецкие брюки. Немец дергался, однако отодвинуться ему было некуда. Да еще пассажир справа, видимо, из очень средней Азии, извините за подробности, снял туфли. Не знаю, как далее прилично описать эту пикантную ситуацию. Впрочем, думаю, наши читатели не раз сами в нее попадали. В блокноте же я тогда записал: «Я не был на Первой мировой войне, но мне кажется, такой газовой атаки немцы не испытывали с 1914 года». Но больше всего их удивляло то, что никто из пассажиров на эту атаку не реагировал. Вроде бы это для них - привычное дело. И даже когда подали еду, все стали есть как ни в чем не бывало. Немец же нашей закалкой не обладал. Он не выдержал, вынул небольшой дорожный дезодорант и побрызгал вокруг себя. Сделал этакую парфюмерную «дымовую завесу». После чего неожиданно даже для меня проснулось лицо среднеазиатской национальности, толкнуло немца в бок и грубо спросило:
- Зачем испортил воздух?
В Тюмени нас встречали уже не чиновники, а действительно настоящие нефтяники. Животы у всех - как рюкзаки альпинистов. Несмотря на тридцатиградусную жару, все в пиджаках и при галстуках. Галстуки параллельно земле на животах лежат:
- Здравствуйте, рады приветствовать! Много наслышаны. Из Москвы звонили - сказали, нормальные мужики, хоть и немцы. Дело делать могут. Так что не будем тянуть. Сегодня вечером обсудим все контракты в бане.

В первый момент немцы думали, что переводчица неправильно что-то перевела.
- В бане? Контракты?
- Да, в бане.
- А почему в бане?
В этой поездке я превратился для них в главного объяснялу:
- У нас так часто бывает. Это знак особого расположения и доверия. Так что, если хотите стать действительно нефтяниками, не вздумайте отказаться.
В гостинице тому немцу, что поглавнее, дали лучший - в прошлом обкомовский - люкс. Три комнаты, огромная гостиная, обои и ковры цвета взорвавшейся плодоовощной базы. В четырех углах гостиной - четыре люстры, у каждой по четыре плафона. Они, как сопла ракет, угрожают с потолка. Но... нигде нет выключателей. После пустых попыток найти хотя бы один мой немецкий друг, как всегда, обратился ко мне:
- А где у вас обычно выключатели?
- Посмотри в шкафу.
Прямо от двери во всю стену раскинулся шкаф. Я к тому времени был уже опытным гастролером. Много колесил по российским загогулинам, подобное видел не раз. Знал, что администрация гостиницы покупает за безналичные как можно больше мебели. Потом начинает распихивать ее по всем углам. Шкафы обычно громоздкие, заслоняют выключатели, розетки. Тогда вызывается плотник или столяр с лобзиком, вырезаются дырки в задних или в боковых стенках шкафов - и выключатели оказываются внутри.
- В шкафу - выключатель? - переспросил немецкий друг.
- Да, внутри.
- Ты что, юморист?
- Я-то юморист, но тем не менее советую заглянуть в шкаф.
Немец открыл дверцы шкафа. Осторожно открыл, как будто тот заминирован. Смотрит, перед ним на задней стенке, у самого пола, - красавец выключатель. Секунды три они с выключателем смотрели друг на друга. После чего немец так же осторожно закрыл дверцы и снова открыл их. С первого раза не поверил! Выключатель снова оказался в шкафу.

Забегая вперед, скажу, что вскоре ему этот процесс даже понравился. Открыл дверцы шкафа, включил свет, засветились сопла ракет по углам, закрыл дверцы шкафа... Покидая Россию, он, словно чеховский герой, прощался с любимым шкафом. Обещал ему, что у себя на родине в память о России сделает точно такой же и будет этим процессом угощать гостей.

У второго немца был полулюкс. Это означало, что в нем стояла итальянская сантехника только наполовину. Например, кран с золотыми каемками, а раковины под ним вообще нет. Правда, администратор успокоила:
- Это пока. В следующем сезоне поставят. Приезжайте. Вам понравится.
Зато кран установлен на редкость аккуратно. Струя из него попадала точно в сливную дырку в полу, словно сантехник при его установке использовал высококачественную прицельную оптику.
Душ тоже итальянский. Но его держатель замурован нашими ребятами в стенку на уровне пупка. Вселившийся в полулюкс немец немножко понимал по-русски. Он сам спросил администратора, причем спросил очень корректно:
- А если я хочу помыться весь?
- Поверните душ ситечком вверх и дайте побольше напор воды. Не понимаете, что ли? На вас будет сверху капать.
Поскольку немцы не знают, что у нас при банях обязательно имеются банкетные залы, они решили перед баней сходить в гостиничный буфет. В этот переходный период российской экономики в буфетах даже бывших обкомовских гостиниц были только остатки тех продуктов, которые завещала нам к концу перестройки вялая советская власть. То есть килька, засиженная мухами, печенье «Октябрьское» и отечественные полубритые курицы, вернее, крылышки от них и иногда ножки. Как будто это не курицы, а маленькие вертолетики. Еще порой в таких буфетах залетным продуктом бывал кефир. Наш кефир, который комками вываливается из бутылки.
- Нам кефир, пожалуйста, - попросили немцы.
- Сначала сдайте пустую посуду, - категорически отрезала буфетчица.
- Но мы только что из Германии.
- Ничего не знаю, надо было посуду взять с собой, раз так кефир любите. А то все вон берут, а посуду не возвращают.
Однако главные события развернулись вечером! Уже через пять лет подобным банно-российским приемом нельзя будет удивить ни одного иностранца. А тогда, зайдя в баню и увидав накрытые столы, главный немец очень искренне спросил:
- Это баня?
- Да, это баня.
- А почему столы накрыты?
- Потому что это баня, - не очень убедительно ответил я и даже сам смутился из-за такого парадокса.
- Хорошо... Если это баня, то где халаты и тапочки? - продолжали допытываться гости.
Тут в разговор вмешался наш главный нефтяник. Впредь я всех буду называть без имени и фамилии, поскольку многие из них стали впоследствии благодаря подобным банным приемам известными бизнесменами и даже политиками. Короче, наш главный тут же сделал выговор своему помощнику-«шестерке»:
- Ты чего, действительно, Петрович, халаты не взял? Я ж тебе говорил, что немцы придут. А ну, лети быстро, тут рядом есть больница, попроси у медсестер или нянечек пару халатов для наших высоких гостей. Только пусть почище дадут на этот раз. Без особых кровоподтеков.
Халаты оказались даже накрахмаленными, с застиранными навечно пятнами от фурацилина; пахли они прачечной и валокордином. Петрович принес еще и шапочки из хирургической.
Чувствую, нравится это все немцам. Что-то новенькое появилось в их жизни. Стоят, любуются друг другом, смеются. Как дети. Вообще я заметил, многие, даже очень солидные, западные бизнесмены в России становятся детьми. Мы для них - этакий необъятный аттракцион «Рашнленд».

Впрочем, радоваться им суждено было недолго, потому что в это время главнокомандующий приказал всем садиться за стол. Стол я описывать не буду, это заняло бы слишком много времени. Скажу только, что на нем оказались деликатесы, которых не было и не могло быть в немецкой гуманитарной помощи.
- Итак, дорогие гости, - начал речь главнокомандующий, облокотившись на стол животом, - можно начинать. Парилка готова, там уже под сто сорок. Венички замочены. Поэтому для начала надо как следует закусить. Наливаем. Настоящий нефтяник перед парилкой должен закусить. Что пить будете?

От такой «торжественной части» немцы побледнели. Но чтобы объяснить почему, я должен сделать отступление, уважаемый читатель. Дело в том, что немцы обычно в банях моются и очищаются от съеденного за неделю. То есть проводят там время весьма примитивно. Даже температура в их парилках и та примитивная - не выше девяноста градусов. Вообще согласно моим наблюдениям среднестатистический немецкий «парень» уступает в выносливости среднестатистическому российскому мужику, что убедительно доказывается отсутствием в немецком языке даже слова «мужик». То есть не мужики они. Повозите немца годик по нашим дорогам - и детей у него уже не будет никогда. А для наших это - легкий массаж. Примеров подобного немужицкого поведения немцев можно привести массу. Если немец поест, как наш, на ночь, он уже не проснется. А пьют они, смешно сказать, виски с содовой. Девять десятых из этого - содовая. И пьянеют. И говорят глупости друг другу. И радуются. И аспирин на ночь принимают от похмелья, чтобы наутро не болела голова. Однажды в Берлине мне дали прочитать в немецкой газете криминальное сообщение: «Двое немецких солдат взяли бутылку бренди. Зашли в номер своей гостиницы и учинили там пьяный дебош на два дня».

И, наконец, главное, что меня в свое время поразило больше всего. В немецких банях мужчины и женщины находятся вместе в одних и тех же парилках совершенно нагими. Как те, так и другие. Моются в одних и тех же душевых. При этом разговаривают о погоде, политике, ценах и скидках, совершенно не испытывая друг к другу никаких чувств. Попав первый раз в немецкую баню, я сразу сказал, что наших мужиков в их баню без подготовки пускать нельзя. Наши на Севере детей на стройках делают, не снимая телогреек.

Ну и, учитывая сказанное, закончу свое отступление так: если немцу предложить с веником и стаканом водки, после селедочки в шубе, поросеночка под хреном, зайти в парилку, где сто сорок, он сначала умрет, потом с ним случится инфаркт.
- А у вас виски с содовой нет? - робко поинтересовался немец.
Еще раз напоминаю: то была Россия переходного этапа к рыночной экономике, когда рубль уже был близок к самоубийству, а товаров еще не было. Поэтому виски пили только редкие завсегдатаи различных заграниц.
- Вы что? Какие виски? - возмутился председатель, а вместе с ним и нефтяники помельче. - Виски вы еще у себя нахлебаетесь. А тут уж давайте по-нашенски. У нас есть такой напиток, называется «шило». Выпьете - будете нефтяниками! Мы за свои слова отвечаем!
Во второй половине своей юности я с агитбригадой ходил на наших судах по Северному морскому пути. Тогда и узнал, что «шило» - это особый согревающий напиток: спирт с перцем. Когда на атомоходе «Ленин» я вонзил в себя всего полстакана «шила», меня вместе с табуреткой пригвоздило к полу минут на двадцать. Хотя я был закален студенческой жизнью в общежитии. Можно себе представить, что было после такого же стакана с незакаленной немецкой немощью. Он в момент превратился в восковую фигуру из музея мадам Тюссо. В этой же позе его перенесли в гостиницу и уложили в кровать. Только заботливо надели галстук, чтобы тот не потерялся.

Проснулся наш немецкий шеф в восемь утра и, по-моему, в первый момент даже не понял, в какой стране он находится. Голый, в медицинском халате, с деловым галстуком на шее. А над ним уже стоят наши нефтяники. Все в костюмчиках, свеженькие, с утра супчику поели. Наши ведь всегда перед работой опохмеляются супчиком, вернее, наваром из мозговой косточки. И при этом приговаривают: «Однако оттягивает».

Стоят они над немцем, словно консилиум у постели умирающего. Главнокомандующий протягивает ему все тот же граненый стакан и говорит:
- На, выпей, полегчает. Отвечаю... Я по глазам немца вижу, что он хочет задать вопрос, но не может. По его взгляду вопрос мне понятен, и я его озвучиваю:
- Это что, тоже «шило»?
- Нет, «шило» льется вечером. А это на похмелье. Это «буравчик». Выпей, выпей. Нефтяником будешь!

«Буравчиком» меня угощали на атомоходе «Арктика». Могу засвидетельствовать: «буравчик» действительно не «шило», потому что «буравчик» - это не спирт с перцем, а спирт с небольшой добавкой жидкого азота. Кто-то из северян придумал, дабы спирт не так раздирал глотку, немного добавлять в него захолаживающего жидкого азота. Действительно, с такой добавкой, близкий к температуре абсолютного нуля, напиток, можно сказать, проскальзывает в организм, не задевая нежных слизистых оболочек гортани. Затем легкая фракция «буравчика» мгновенно испаряется с выдохом или иком, а спирт, как ценное вещество, остается в организме. Только пить «буравчик» надо очень быстро, ни в коем случае не смакуя, как виски с содовой.

Немцу очень хотелось стать нефтяником. Принял он «буравчик» и еще на пару дней поехал в гости к мадам Тюссо. Очнулся. А наши опять над ним в галстучках консилиумом собрались:
- Одевайся. Сегодня едем на рыбалку. Поехали, поехали, два дня уже тебя тут ждем.
- Я не умею рыбачить, - взмолился немец.
- А что там уметь! Наливай и пей.
Уезжали немцы с подписанным контрактом. Растолстели на наших харчах. У того, который по-русски говорил, голова уже с трудом входила в кепочку. Впрочем, этого следовало ожидать: ведь он влюбился в повариху, которая им всю неделю готовила. Звали ее Варя. Это имя ей очень подходило. Она не могла быть ни Олей, ни Таней, ни Леной. Она могла быть только Варей. Готовила с душой и умела открывать пиво обручальным кольцом. Все это очень нравилось немцам. Однажды они из-за нее даже чуть не подрались. То есть стало в них появляться что-то нашенское. Она же, Варя, выбрала того, который говорил по-русски. Ей нравилось говорить с мужчинами. Этого она на родине не имела. И, кроме того, хотелось, чтобы ей было понятно, как ее уговаривают.
Когда же мы прощались в аэропорту «Шереметьево», немцы мне сказали:
- У вас потрясающая страна. Похудеем - еще приедем. Нам очень понравилось. Спасибо. У нас, в Германии, работать гораздо сложнее. У нас бы полгода такой контракт обсуждали. Наверное, потому, что у нас нет такой бани.

Один из немцев действительно вернулся. Но я его уже не видел. Мне рассказывали нефтяники, которые потом стали политиками, что Варе он привез новое обручальное кольцо. Все-таки добился своего - стал настоящим нефтяником.

Дорогая лампочка
История, рассказанная одним из зрителей после концерта

В медицине случается много забавного. Например, пришел в травмпункт человек с чугунком на голове. Оказалось, надел его на спор, а снять не может. Голова застряла да еще и опухла. Загадкой для всех осталось, как он дошел до травмпункта, если голова вошла в чугунок вместе с глазами. Врача в этот момент на приеме не оказалось. Несчастного, или, как говорят в таких случаях, потерпевшего, приняла медсестра. Что увидела, то и написала в журнале приема: «Голова в инородном теле».

Врачи часто рассказывают о том, как приходят к ним люди с ложками в желудках, с вилками, с разжеванными стаканами. Чего только наши врачи не видели внутри российского безалаберного организма! Какие диагнозы не появлялись в историях болезни! «Ушиб всей бабушки». «Удар копчиком о Каширское шоссе». «Ввиду повышенной волосатости не смогла прослушать бронхи»...

Но, пожалуй, одна из самых забавных историй из этой серии была рассказана зрителем, который очень проникся на моем концерте главным умозаключением: у большинства наших мужиков энергия - без вектора. И решил мне привести еще одно тому доказательство.

Два приятеля в пивбаре, приняв до той степени, когда душе хочется творчества, поспорили, кто за сто долларов засунет в рот лампочку. Видимо, один из них был подстрекателем и знал, что засунуть лампочку в рот можно, а «высунуть» - уже нет. Поскольку у нее такая форма, что во рту ее заклинивает. Второй очень искренне сознался, что за сто долларов он что хочешь засунет себе в рот, тем более в наше нищее время. Только деньги вперед.

Сходили за лампочкой в магазин. Подстрекатель выбрал нужный размер. (Сколько ватт, не сообщаю намеренно, зная, что найдутся читатели, которые непременно воспримут эту историю как руководство к действию.) Зашли за угол магазина. Поспоривший, как и полагается, сначала взял деньги в левую руку. Правой несколько раз пытался раскрыть рот как можно шире. Сто долларов вдохновляли. Наконец, ура, выиграл. Есть! Лампочка во рту. Вот только беда - даже «ура» закричать не способен. Поскольку вынуть ее нет никакой возможности. Стоит, смотрит на подстрекателя с победным ужасом. Глаза сами как две лампочки. В руке вроде бы выигранные сто долларов. Но что толку! На них в таком состоянии даже невозможно отметить победу.

Подстрекателю, глядя на него, стало так стыдно, что он сжалился и говорит:
- Поехали к врачу. У тебя, кстати, и деньги на врача есть.

Отвез. Сам к врачу не пошел. Довел потерпевшего до дверей кабинета, постучал. Когда дверь открылась, втолкнул несчастного, а сам быстренько скрылся за углом. Так обычно приятели наутро возвращают домой к жене пьяного мужа.

Врач, открыв дверь, сначала не понял, что за чудо перед ним. Когда же разобрался, сам так растерялся, что спросил у потерпевшего:
- Ты зачем, придурок, лампочку в рот засунул?
Спросил и ждет ответа. Клиент ему вместо ответа пальцем у виска крутит: мол, ты сам придурок, если меня об этом спрашиваешь. Сначала лампочку вынь, а потом спрашивай.

Врачу пришлось с этим делом повозиться. Крутил, вертел, челюсть вывихнул пациенту. Потому что в такой ситуации лампочка дороже челюсти. Наконец вынул. Целехонькую. Челюсть вправил. Выдохнул, говорит:
- На, вези трофей домой. Больше этого никогда не делай.
Даже денег не взял, так ему этого чудака жалко стало. Чудак же поймал такси, едет на переднем сиденье. Одной рукой держится за челюсть, в другой лампочка. Трофей! Таксист смотрел-смотрел на него, потом не выдержал - спрашивает:
- Ты чего с лампочкой, как Данко с сердцем в руке?
- Представляешь, сегодня утром оказался таким дураком, что засунул эту лампочку в рот на спор за сто долларов.
Таксист был из того же энергичного безвекторного сословия наших мужиков, поэтому тут же возразил:
- Почему «дураком»? Я бы тоже за сто долларов ее в рот засунул. Дашь сто долларов?
Ну как наш мужик откажет себе в удовольствии убедиться, что на свете не он один такой придурок!
- Конечно, дам.
Таксист так хотел заработать сто долларов, что засунул лампочку в рот гораздо быстрее, чем его клиент утром. Клиент честно дал ему немного времени поупражняться в вынимании лампочки изо рта, после чего, как и его товарищ, сжалился:
- Поехали! Я одного врача знаю, который умеет лампочки вынимать. Разворачивайся!

Люди на перекрестке в шоке: таксист за баранкой с торчащей изо рта лампочкой. Вернее, хвостом лампочки.

Когда приехали в поликлинику, тот, который был уже опытным, подвел таксиста к двери, постучал (как и его товарищ) и тоже сбежал...
Во всей этой истории больше всего был удивлен врач. Когда он открыл дверь, то сначала не поверил своим глазам. Пациент вроде другой, а с точно такой же лампочкой! Говорят, он весь день находился потом в очень нервном состоянии и даже попросил медсестру включить радио. Может, в стране что-то интересное происходит? И надо ждать новых пациентов?

Выпить охота

На улице ко мне часто подходят с вопросом: «Все, что вы рассказываете, - правда? Или вы все это сочиняете?» Чаще всего в последнее время спрашивают, пожалуй, про историю с дринками.
Сознаюсь, ее мне рассказал в Харькове, в бане, один из руководителей харьковского ГАИ. К сожалению, его фамилии я не записал и не смог потом отблагодарить за такой подарок. Он сам был участником этой истории. Из Харькова в свое время многие уехали в Америку, в том числе один из его лучших друзей. Прошло лет пятнадцать. Из Советского Союза стало легче выезжать по приглашениям. Друзья встретились в Хьюстоне и решили эту встречу отметить прямо по дороге из аэропорта.
Эмигрировавший друг был за рулем. Проезжали мимо мексиканского ресторана на трассе. Зашли, сели, позвали официантку-мексиканку. Задача перед ними стояла непростая. В большинстве американских ресторанов водку в бутылках на стол не подают. Только рюмками. Называется одна порция-рюмка «one drink» (drink - по-английски: выпивка, напиток, а также порция). Две порции - «two drinks»... То есть дринкнул, недостаточно захорошело - попросил второй дринк. Двух-трех дринков для американцев обычно за вечер предостаточно. Но наши ребята не виделись пятнадцать лет.

Друг моего рассказчика хоть и знал здешние порядки, но они ему претили, так как душа его навсегда осталась нашей. Поэтому официантке он сразу сказал:
- Значит, так. Слушай меня внимательно. Принеси нам десять дринков. Только сразу, вместе! Поняла? Ну и на закусочку какой-нибудь салатик.
Официантка переспросила:
- Сколько-сколько дринков?
- Десять. Давай быстрее, мы двадцать лет не виделись. Выпить охота, понимаешь?
Официантка пошла сначала на кухню, но какая-то мысль ее все-таки остановила по дороге, и она вернулась.
- Вы извините, я недавно из Мексики, не все еще понимаю по-английски. Вы не могли бы повторить ваш заказ? Наш слово в слово повторил настойчивее:
- Десять дринков и один салат. Давай быстрее. «Догадавшись», о чем идет речь, официантка очень учтиво спросила:
- Вам, наверно, еще стулья поставить, да? Еще люди придут?
Наши уже стали раздражаться.
- Не волнуйся, милая, стулья ставить не надо. Вдвоем справимся. Давай, и побыстрее. Говорят тебе, выпить охота.
Официантка принесла на блюде десять рюмок водки, отошла в сторону и стала наблюдать, что будет дальше. Наши быстро ими прожонглировали за встречу, за друзей, за первую родину, за вторую родину, за удачу, за счастье и за будь-будь. И снова позвали потрясенную увиденным официантку.
- Еще десять дринков принеси, да?
Та опять учтиво спрашивает:
- И салат?
- Нет, салат оставь этот. Не трогай.
Официантка принесла новые десять дринков. Наши их продринкали еще быстрее. За школьных учителей, врачей, за тех, кто уехал и кто остался (поименно), и за будь-будь. И в третий раз повелительным жестом потребовали официантку.
- Очень маленькие у вас все-таки дринки. Чтобы мы тебя больше не гоняли (решили заботу об официантке проявить!), принеси сразу двадцать. А салат не трогай, тебе сказали.
Все работники ресторана вышли смотреть, как наши опрокидывают дринки за тех, кто в море, за тех, кто с нами, и за хрен с теми, кто не с нами... Подошел к столику хозяин ресторана. Пожилой заботливый мексиканец пожал нашим руки, представился и говорит:
- Вы замечательные клиенты. Мы даем вам максимальные скидки. Приезжайте к нам почаще. И имейте в виду, что каждый четвертый дринк у нас бесплатный. Зря он это сказал! Наши туг же позвали официантку.
- Повтори все, что мы взяли, а то, что бесплатно положено, отдельно поставь на поднос - пусть рядышком стоит, так, для удовольствия, глаз радует. Да, и принеси наконец какой-нибудь закуски. Мы ж не алкоголики - все это под один салат пить.
Когда в каждом сидело по пол-литра, ребята встали и под аплодисменты обслуживающего персонала начали прощаться:
- Спасибо, было очень вкусно, нам пора, мы поехали.
Хозяин подошел во второй раз. Снова пожал им руки и, загадочно улыбаясь, сообщил, что их ждет у выхода сюрприз. Он вызвал за свой счет лимузин! Чтобы тот в целости и сохранности доставил дорогих клиентов домой.
- Таких клиентов беречь надо, - пояснил хозяин.
- Зачем нам лимузин? - возмутились друзья детства. - Мы сами за рулем.
И официанты, и повара вышли на крыльцо проводить «жонглеров дринками» в последний путь. Те же как ни в чем не бывало сели в машину и поехали.

Ехали, ехали, вроде не качаясь, не нарушая правил. И вдруг - надо же такому случиться! - их остановил на трассе дорожный патруль:
- У вас фара одна не работает. Полицейский отошел метра на три, показал жезлом на негорящую фару. За рулем из наших был тот, который уже в Америке пообтерся. Понимал - главное сейчас, чтобы полицейский не почувствовал запаха. Однако отвечать надо. Приоткрыл окошко чуть-чуть и, высунувшись лишь одним ухом, попытался внятно пробормотать:
- Конечно-конечно, мы все знаем, как раз ехали в автосервис.
Но даже из уха на три метра так потянуло спиртным, что полицейский пошел на это ухо, как кот на валерьянку.
- По-моему, вы выпили.
Наш попытался его успокоить, продолжая разговаривать так же, ухом:
- Да нет, в пределах нормы.
И вроде не соврал. Просто не уточнил, что в пределах своей нормы.
- А по-моему, не в пределах, - не поверил полицейский. - Придется пройти тест.
Достал, извините за выражение, «тестилку» - последнее достижение американской науки и техники.
- Дыхните вот сюда!
Водитель побледнел. Отказаться от тестилки нереально. Сразу заберут. Дать взятку - еще хуже: посадят. Они же, американцы, как недоросли, даже не догадываются, что можно деньги собирать на дороге. Оставалось одно - надеяться на технику выдоха. Этому у нас многие научились еще в юношестве. И никто, кроме наших, в мире такой техникой не обладает. Выдыхать носом. Шумно, но с меньшим процентом перегара. Когда-то я тоже знал этот способ. Мальчишки во дворе научили. Я тогда был в восьмом классе. И успешно пользовался этим выдохом, когда на школьных вечерах нас проверяли учителя.
Вспомнив, чему учили комсомол и школа, наш водитель послушно и шумно пустил струю через нос и стал обреченно ждать результата. Полицейский посмотрел на дисплей тестилки и не поверил своим глазам. Там ясно и отчетливо выскочило слово «труп». Бедный американец так удивился! До сего момента он даже не знал, что там такое есть, внутри дисплея. Потряс тестилкой - может, что-то в ней заклинило? Ведь не может такого быть: водитель живой, а на дисплее написано «труп». Явное расхождение - несвязуха! Потряс и попросил еще раз: «Не могли бы вы снова пройти тест?»

Наш понял: что-то у американца не получается. Дыхнул уже увереннее. Американец посмотрел на дисплей: опять труп. У американца, как рассказывал мне свидетель-харьковчанин, даже волосы в подмышках зашевелились от ужаса. Водитель же, увидев полицейского растерянным, приободрился и спросил: «Что там у вас?»
- Да вот тут, посмотрите, - не зная, как подобрать слова, начал объяснять американец. И показал водителю на дисплей.
- Да у вас же прибор испорчен! - мгновенно осмелел наш «заяц во хмелю». - Да я на вас жаловаться буду. Вы меня оскорбляете. Я что, труп, по-вашему?

Американец окончательно растерялся и, не зная, что дальше делать, отпустил наших. Как утверждал мой рассказчик, он долго еще, стоя на том же месте, тряс своей тестилкой, с которой никак, судя по всему, не мог скинуть слово «труп».

Наши обрадовались, поехали. По дороге уже хотели в честь такого события еще в какой-нибудь ресторанчик заскочить. Но судьба-режиссер распорядилась по-своему. Или они и впрямь ехали качаясь. И их остановила вторая полицейская машина. Впрочем, наш уже опытный водитель ничего не боялся. Уверенно подозвал полицейского и сразу ему предложил: «Давай сюда, без лишних предисловий, свою тестилку». На этот раз он выдохнул что есть мочи. Раза в три больше, чем вдохнул. Полицейский посмотрел на дисплей - глаза у него округлились, как и у первого. Поэтому наш уверенно сам спросил: «Ну что там, труп, да?» Еще больше полицейский удивился такой проницательности.
- Откуда вы знаете?!
- Да у вас же у всех на дороге приборы испорчены, - разошелся наш «заяц». - Да я на вас в муниципалитет жаловаться буду! Уже один нас останавливал. Я у него тоже трупом был. Вы мне за это ответите.
Полицейский не поверил такому бреду, связался со своим коллегой.
- Ты труп останавливал?
- Да, было, - как-то с неохотой ответил тот, видимо, все еще продолжая трясти тестилкой. - Вот до сих пор с дисплея не исчезает.
За нанесенный моральный ущерб наших проводили под конвоем до дома.
А на следующий день они поехали в мексиканский ресторан завтракать с максимальной скидкой. И дринкнуть не только за свою историческую родину, но и за американцев. Все-таки они хорошие - как дети! И с ними можно иметь дело!

Уважаемый товарищ Генеральный секретарь!

Пишут Вам благодарные жители города, в котором Вы побывали с деловым визитом. Правда, Вы только за три дня сообщили нашим городским властям о своем приезде, но даже за эти три дня они успели сделать для нашего города больше, чем за все годы Советской власти.

Во-первых, были покрашены все дома со стороны улиц, по которым предполагался Ваш проезд. Но потом кто-то сказал, что Вы любите отклоняться от намеченного маршрута. И наши власти были вынуждены покрасить и остальные дома. Причем так старались, что некоторые дома закрасили вместе с окнами.

Во-вторых, все улицы к Вашему приезду были освещены, заасфальтированы, озеленены... В ночь перед Вашим приездом в городе было вырыто 365 подземных переходов. В магазинах появились продукты, которые мы в последний раз видели лет двадцать назад, когда неподалеку от нашего города, в нейтральных водах, затонул английский рефрижератор, везший эти продукты голодающим Африки.

В-третьих, строителями наконец был достроен мост, о торжественной сдаче которого Вам рапортовали еще в прошлой пятилетке, но который, когда грянул оркестр и комиссия обрезала ленточку, осел и отчалил от берега вместе с комиссией.
Наконец, дорогу из аэропорта комсомольские работники пропылесосили собственными пылесосами. А профсоюзные - подмели лес в окрестностях этой дороги, покрасили в свежий зеленый цвет листья на всех дорогах и помыли югославским шампунем все памятники в городе. Причем памятник Менделееву был отмыт настолько, что оказался памятником Ломоносову.

Более того, боясь Вашего гнева, многие руководители сдали государству свои личные дачи. В некоторых из них открылись за эти дни ясли и детские сады. Их всегда так не хватало нашему городу! А дача управляющего делами обкома была переоборудована под новое здание аэровокзала. И грядка из-под огурцов на его огороде забетонирована под взлетную полосу для «Ил-86».

Встряхнулись и изменились в лучшую сторону и остальные наши руководители. Поскольку все знают, что прежде всего Вы цените в руководителе его личное мнение, наши руководители три дня заседали на горкоме, вырабатывая личное мнение каждого, после чего утверждали его на обкоме.

Все также знают, насколько хорошо Вы разбираетесь в животноводстве. Поэтому был собран консилиум научных работников по вопросу: «Сколько дойных сосков у коровы?» Оказалось, четыре, а не семь, на которые давался план раньше, с тех самых пор, как пролетариат был послан в деревню проводить коллективизацию.

Конечно, не обошлось без перегибов. Например, в ночь перед Вашим приездом зачем-то были проведены учения по гражданской обороне. Однако поскольку сигнал тревоги испортился, а все противогазы, как оказалось, работают только на выдох (на вдох их надо каждый раз снимать), то в три часа ночи после истошного крика начальника гражданской обороны города: «Внимание, ядерный взрыв! Ложись!» - все выбежали из домов и попадали на землю, от излучения тщательно прикрыв ладонями лица, а от радиации плотненько застегнувшись на все пуговицы. В результате половина населения на следующий день опоздала на работу, ожидая отбоя.

Еще была выпущена подарочная книга о нашем городе с четырьмя фотографиями новостроек нашего города, а точнее - единственного нового дома, снятого с четырех сторон. А вдоль пути Вашего следования по улицам все время перевозился один и тот же ларек с овощами.

Наконец, прошел слух, что во всех городах Вы любите посещать музеи и смотреть, как они содержатся. Тут же по приказу заведующего отделом культуры, который занял этот пост сразу после окончания ПТУ при кирпичном заводе, экскаватором был снесен старый, ветхий домик, в котором жил Антон Павлович Чехов, а на его месте построен новый дом, в котором он жил. А в скверике перед музеем был поставлен памятник Антону Павловичу. Он сидит на скамеечке с газетой в руках и с одобрением в глазах читает Ваш доклад на последнем Пленуме.

Но мы за эти перегибы на наших руководителей не обижаемся. Мы же понимаем, как им нелегко сейчас. Вы им сказали: надо быть личностями - а инструкций и памяток, как ими стать, не дали. Сказали, что надо перестраиваться, а сроков не указали. И они, наши руководители, никак не могут понять, когда им докладывать Вам о том, что они перестроились досрочно. Более того... Вы все время говорите, что надо идти вперед, а где перед, не объясняете. А сами они этого не знают. Поймите это.

У нас в городе как всегда было? Те, у кого были способности к искусству, пошли работать в искусство. У кого к науке - в науку. У кого к производству - в производство... А кто в молодости ленился и у кого никаких способностей так и не обнаружилось, пошли работать в комсомол, в профсоюз и в партийные организации. И стали руководить теми, у кого эти способности были, пока они у них тоже не исчезли благодаря их руководству.

Одним словом, спасибо Вам за Ваш визит! Наш город стал красивым, зеленым, благоустроенным! В соседние колхозы стали летать самолеты. И, наконец, была восстановлена телефонная связь с другими городами, которую еще немцы обрезали при отступлении.

Конечно, после того как Вы уехали, из наших магазинов снова исчезли все продукты. Но за то время, что Вы у нас были, мы набрали их на три года вперед. Поэтому очень просим Вас - через три года приезжайте к нам еще!

Уже облупится краска на наших домах, загрязнятся памятники, снова отчалит от берега мост, народятся новые дети, которым понадобятся новые ясли... Конечно, мы понимаем, что Вы очень заняты. У Вас еще много таких городов, как наш. И все к Вам в очередь стоят. Но если сможете приехать, сообщите заранее нашим властям, что приезжаете. Тогда они снова будут вынуждены сделать что-то и для собственного народа.

Уважаемый товарищ Генеральный секретарь! Очень просим Вас: если не трудно, пускай кто-нибудь из Ваших людей перед Вашим следующим приездом пустит слух, будто Вы лично очень любите ходить по всем домам и проверять, есть ли горячая вода... Очень хочется помыться!!!