Ярослав Белоусов

БАЛЛАДА О ДОБРОТЕ

Слишком много вопросов. День, похожий на телевикторину. Только, проигравших не выводят из студии. Не сегодня.
Официантка принесла поднос, составила тарелки. Аромат печеного мяса. Плоть, кремированная на решетке, в окружении расчлененных овощей. Даже еда сегодня напоминает место убийства.
Вилка и нож, завернутые в салфетку. Я знаю, как воткнуть их в глаза официантке, но есть ими… для меня - что-то, сродни балансированию на канате.
Сосредоточился на распиливание мяса тупым ножом. Получилось неплохо - половина гарнира осталась на тарелке. Парочка за соседним столиком нехорошо посмотрела. Отсалютовал им бокалом виски.
Девочка, из тех, что выходят замуж девственницами. И ее папик. Парень с длинным волосами. Такими длинными, что можно намотать на кулак и оторвать к черту со всем скальпом.
Глоток виски успокоил. Теплое жжение, скатывающееся в желудок, настраивает на миролюбивый лад. Черт с ними. Можно макнуть папика мордой в салат или вышвырнуть на улицу через стекло. То же самое, что разломать столик или вывернуть с мясом дребезжащий кофейный аппарат. Глупость. Срывать злобу нужно на тех, кто ее вызвал.
Итак. Хорошая новость. Меня не бросали. Пропавшая подруга нашлась в машине – то, что не поместилось в багажник, дожидалось на сидении. Не то, что бы мне нравились крупные женщины, мне нравятся спортивные машины. Если бы знал, что так вывернется, обязательно нашел бы карлицу. Такую… Дюймовочку. Чтоб помещалась в багажник 911-го.
Жаркое наполнило желудок, виски разбавил тяжесть. Голова заработала снова. Может, она так покончила с собой или Джеки-Потрошитель реинкарнировался недалеко от моего гаража. Может быть. Но тараканы в голове шепчут: «Не все так просто». Водить Порше каждый день – это для пижонов. Не зазвони телефон, не нарисуйся в городе человек, которому появляться не надо – 911-й остался бы стоять до выходных. И спорю на карманные деньги, гараж сегодня должен был открыть не я. Не. Ребята, чья работа получить на вопросы нужные им ответы.
Похожий на гея гарсон принес счет. Я закурил, полез за бумажником.
- Вы не закажете особенное? – спросил он.
Смотрю на него. Воткнул взгляд прямо в зрачки. И рассмеялся. Все в глазах. Не надо слов, чтоб понять друг друга.
- И что в меню? – спросил я, пуская дым ему в лицо.
Гей щелкнул пальцами. Парочка встала из-за соседнего столика. Папик вытащил спортивную сумку, с чем-то тяжелым и железным. Водопроводные трубы, наверно. Мать его, удивительно. Это и называется «маскировка». Самый прожженный легавый не заподозрит, что похожий на студента малец втихую банчит железом.
- Прямо здесь? – спросил я.
Гей ткнул пальцем в витрину.
- А там не получится. Ждут тебя. Вот что.
Я посмотрел в направлении указующего перста, и почувствовал кислоту на языке. Это ощущение, когда грузовой лифт спускается по глотке и прямо к яйцам. Лифт остановился, перебросив вибрацию по ногам. Все. Приехали.
Черное БМВ, похожее на призрак смерти. Адская колесница, и убийца ее колесничий. Я проглотил слюну. Зеркала, чтоб посмотреться не оказалось, но и так знаю, самоуверенности у меня на морде поубавилось.
- Показывай, - сказал я папику.
Пусть у него там что-то не меньше Калашникова, аминь. Богохульная молитва, но я и в церковь схожу, если Господь пошлет мне противотанковый гранатомет.
Папик отрепетированным жестом иллюзиониста расстегнул сумку.
- Ты, нахрен, шутишь… - сказал я.
Парень, не моргнув, выложил на столик двуручный топор. Я сразу представил, как такой штуковиной какой-нибудь бородатый лесоруб валит кедры в далекой Сибири. Спасибо, Господи. Выручил.
- Испанская сталь, - сказал папик. – По бездорожью не погоним. Железо стоящее.
- Вот, что, - я вытащил Глок из кобуры, грохнул его на стол. – Отвали.
- Не мечи искру, - папик вынул из сумки монтировку. – Это попроще. Легкая. Но делов наделает.
Папик бросил монтировку на стол, вытащил опасную бритву.
- Компактное, - сказал он. – Нужно порешать дела на встрече – бери это. Носится в кармане и не оттягивает.
Я выдохнул. На вдохе вскочил, опрокинув стул. Сунул ствол папику в морду.
- Брось мойку, козел! – заорал я. – Шутить не буду! Положу тебя!
Нет, не положу. Гей, он просто фокусник. Есть штука такая – стробоскоп. Мигает, и движения, как дерганные становятся. Вот, что-то похожее я почувствовал. Вспышка! – он мне руку завел за спину. Вспышка! – ноги у меня вдруг выше головы оказались. Вспышка! – это я лежу уже. Секунда прошла, или на минуту вырубился – не понять. Только в голове гудит. И хмыренок стоит с моим стволом. Разглядывает.
- Глок это, - сказал я, пытаясь подняться.
Гей дернул меня за воротник, поставил за ноги. Потом сунул мне Глок за ремень брюк, как оружие супер-пупер детективы из американских фильмов носят. На секунду подумал – нажмет курок и… Ну, скажем, одной проблемой у меня меньше станет.. Что этикет предлагает говорить в таких случаях? Без понятия. Я сказал то, что в книжках многоточиями обозначают:
- … … … … тебя …, - примерно так получилось.
- Быковать не надо только, - ответил гей. – Шопена всем слабают. Ты вставочке своей быкуй. Нам не надо.
- Вы психи. Оба.
- Нет, - кошечка впервые подала голос, улыбнулась, что у меня все кишки перевернулись. – Я - сумашедшая. Crazy – понимаешь? А они – нормальные. Такие скучные…
- Девчонку мою вы порезали? – спросил я.
- Да, нет же! – гей пожал плечами. – Тебя подставили. А мы друзья твои. До сих пор не понял?
- Вот, - папик вынул кухонный нож с рукоятью, обмотанной изолентой. – Это стандарт. Всегда носи с собой, и не заболеешь. Как [цензура], понял? Но… Если хочешь почувствовать себя мужиком… - он посмотрел мне в глаза, и вынул из сумки небольшую бензопилу. – Это, да. И хоть трава не расти. Последний аргумент, знаешь?
Он положил пилу на столик, отступил на шаг.
- Ну, что выбрал?
Иногда сложно не засмеяться, правда? Усталость накатила. Гребанное телешоу, а я – звезда. Вытаскиваю пистолет, иду к выходу. Реальную измену – кожей чувствуешь. Шаг, другой. Говорю себе: «Да, просто стоит рыдван, стекла черные. Разве за мной? Нет. Я еще жить должен. Не могу я умереть, пока женщину не найду, чтоб детей родила мне. Тогда – не страшно». Только, бегут по телу мурашки. Подлые такие, холодные.
Гей напрыгнул сзади, начал сдирать с меня штаны. Я еще десяток многоточий сказал. Попробовал рукоятью его достать, он снова руку мне вывернул. Крыша моя поехала. Или, давно рехнулся, и нет ничего этого.
Вот, барахтаюсь я. Брюки сдернули, вместе с туфлями. Пиджак сорвали… Креек! – это рубашку на спине разорвали. Стою в чем мать родила – так это называется. Педораст трусы на пальце раскручивает, папик из пиджака бумажник мой вынимает, киса смеется тихо в кулачок.
Папик перелистал денежки в моем бумажнике.
- Да, на что хочешь хватит, - сказал он.
Махнул рукой, как-то безразлично, над столиком с барахлом из его сумки.
- Бери любое.
- Пистолет мне отдайте, - сказал я.
Все трое переглянулись. Вроде как удивленно. Киса выцепила мою мобилу, начала играться, кнопочки давит.
- А чего СМС-ок так мало? – спросила она. – Не пишут тебе девочки? Хочешь, я напишу?
Позвонила с моего телефона на свой, номер сохранила, начала набирать СМС-ку.
- Почему? – спросил я. – Вы чьи люди?
Они переглянулись.
- Я мамин, - сказал этот, нестандартной ориентации.
Надел мои трусы на голову, немного подумал и добавил:
- И папин. Если мама не обманула.
С кухни вышел повар. Горилла в белом, рукава закатаны, торчат волосатые руки мясника.
- Мы закрываемся, - пробасил он.
И что делать? Не знаю. У каждого есть что-то к чему не готов.
Повар потянулся за спину, вынул тесак для мяса.
- Пора уже, - сказал он.
- Не волнуйся, - сказала киса. – все будет хорошо. Я обещаю.
Папик взял со стола топор, сунул мне в руки.
- Не трясись, - сказал он. – Ты же мужчина. Пора испытать себя.
Я оглядел их по очереди. Странно все это. Хотелось бы поскулить. Вдруг поможет? Да, вроде не скулил никогда. Западло все это, сплошное палево.
Подкинул топор на руках, ухватился поудобнее.
Вот она – дверь. Распахнул, над головой запел колокольчик. В БМВ опустились стекла, из окна выглянула круглая харя в темных очках. Приспустил очки, так и замер, меня рассматривая.
А чем черт не шутит? По крайней мере, это я умею. Улыбка залезла на скулы, шаг, еще. Бегу, топором замахиваюсь. Вот и ствол в заднем окне показался. Успею?
Нет, не успею.
Свежим хлебом пахнет. Наверно, пекарня рядом.
Вот, громыхнуло. Метко стреляет. В яблочко. Глаз мне сшиб, и ухо порвал. Ладно, пока не больно. Еще не известно, кто из нас больше стреманулся.
Очередь застучала. Шмяк! Шмяк! Шмяк! – трудно с пяти метров не попасть.
Как на стенку натолкнулся. Жизнь вроде не промелькнула. Фигня все это.
Только и подумал, покажусь святому Петру такой. Голый и с топором. Он спросит: «Как попал сюда?» И, что я отвечу?
А еще подумал… Все-таки. Кто же мою подружку порешил?
Темно стало.
И…
… … …
… … … …

Ярослав Белоусов

ИНКОГНИТО

Она странная. Некрасивая девочка.
Проще называть ее Инкогнито. У подруг она переняла привычку представляться разными именами.
Подруги считают себя ночными хищницами. За квартал слышат танцевальные ритмы. Умеют сделать мужские бумажники немного тоньше, сбежать, когда веселье перетечет в нытье. Днем они мусор, ночью – принцессы. Прекрасные фигурки, мелькающие в залитых алкоголем мужских глазах. Их обаяние стремится к нулю вместе с часовой стрелкой, приближающей утро. Одинокие, грубые дешевки.
Инкогнито простая. Не изображает негодование, вытряхивая из-под юбки мужскую руку. Позволяет лысому неудачнику, двадцать лет несчастному в браке, подержаться за ее грудь, погладить бедра, изливая жалобы и пуская слезу. Большая, угловатая девочка.
Она отпускает подруг спать, исчезает, если они нашли интересного мужчину, утешает, если все прошло плохо. Инкогнито возвращается ко мне. Бесшумно открывает дверь, ложится на ковре у моей постели. Спит несколько часов.
Она всегда просыпается раньше. Склоняется, смотрит, как я просыпаюсь. Теперь, первое, что вижу по утрам – взгляд ее темно карих глаз. Особенный взгляд. Тоскливый, глубокий. Иногда, больные, прикованные к постели так смотрят в окно.
- Привет…
Я говорю это третью неделю. Инкогнито была бы одной из вещей, которые появившись задерживаются надолго. Но все гораздо сложнее.
Как всегда, она не отвечает. Ждет несколько минут. Если беру сигарету, подносит огня. Потом, уходит на кухню готовить чай. Я одеваюсь, иду за ней. Это выучено наизусть.
- Они снова поступили плохо… - сказала Инкогнито.
Это про подруг. Я знаю еще два варианта утреннего приветствия – «может, теперь у нее надолго» и «их снова обидели».
Мы пьем чай. Мне все так же удивляет, как меняется ее взгляд. Будто уходя на кухню она вынимает из холодильника другие глаза и ставит вместо прежних. Теперь над кружкой чая удивленные глаза ребенка-переростка. Так она смотрит всегда. Взгляд говорящий «Мне трудно понять, но я буду слушать очень внимательно».
Мой друг увидел ее пару дней назад. Он вывел меня в коридор, спросил:
- Что это… ты понял - это… с коровьими глазами… у тебя на кухне?
- Она очень красивая без кожи, - ответил я.
Друг улыбнулся, покачал головой.
- Ладно, наверное, это твоя проблема, - сказал он.
Его нетрудно понять. Ее взгляд… так коровы смотрят за горизонт, будто пытаясь научиться думать.
Крепкий чай, Инкогнито с коровьим взглядом, вторая сигарета. Ничего не изменилось. Как и то, что сейчас она спросит меня об этом.
- Ничего не изменилось? – спросила Инкогнито.
Пожимаю плечами.
- Совсем ничего во мне не нравится?
-Я не хочу с тобой спать.
Это правда. Действительно «не хочу», очень близкое к «не могу».
- Но, я нравлюсь тебе без кожи, правда? И ты говорил, от меня пахнет не так, как от моих подруг? Я пахну, как рябина зимой, помнишь?
- Хочешь, чтоб я просто лег с тобой?
- Нет, - она отвернулась.
Что-то отвратительное повисло в воздухе. Напряжение. Или она вцепится мне в лицо, или я хлопну дверью. Уйду из собственного дома, может, загляну через месяц, убедиться, что она все поддерживала в порядке и держала чайник на плите.
- Почему ты выбрал меня? – спросила Инкогнито.
Удивленно смотрю на нее. Обычно этот диалог не продолжался.
- О чем ты?..
- Ты так красиво говорил… в смысле… Ты же сам все знаешь! Зачем заставлять меня  говорить? То есть… - она шумно вдохнула, нахмурилась, ища слова. – Ты выбрал меня. Помнишь, как вез нас на такси? Они же предложили тебе пойти…
- Забудь.
Я разгладил лоб. Когда кто-то так напрягается, пытаясь объяснить, мне становится не по себе.
- Нет!
Она осеклась, испуганно посмотрела. Словно ударю ее за попытку возразить.
Будь на ее месте любая другая, подошел бы, обнял за плечи. Укачал на руках, погладил волосы. Сочинил историю, как все не имеет смысла, и это не стоит печали. Но она Инкогнито. Не со всеми получается делать то, что умеешь.
- Я хочу сказать… ты ответил… Я спросила: «Почему ты не пошел с ними?», а ты сказал, что не хотел. Сказал: «Из вас троих я бы выбрал тебя». Помнишь? Я сказала, что хочу поехать к тебе. А ты ничего не ответил…
- Бесполезный разговор.
Что же еще сказать? Куда деваются слова в такие моменты?
Она помолчала, затем поймала мой взгляд.
- Хочешь, я сниму кожу?
Я вздрогнул. Потрясающее выражение. Если не вызывает ассоциации с оттягиванием крайней плоти,  то определенно с разоблачением, сбрасыванием масок, змеиных шкур. Старинная сказка про лягушку, метафора. Только, ничего подобного.
- Хочешь?..
Я засмеялся. Выступили слезы, и все не мог остановиться.
- Я быстро, - добавила она.
Инкогнито пошла к ванной комнате. У меня сердце забилось часто-часто. И привкус страха под языком. Хочешь? Самый безумный аттракцион, давай!
Только, не знаю. Хочу я или нет.
Прикуриваю сигарету, закрываю глаза. Страшно.
Черт возьми, почему я?
Проклятое кафе, под потолком крутился зеркальный шар - это меня и зацепило. Покачивающаяся в моих глазах барная стойка. По венам уже тек чистый алкоголь, но понятие «пьян» всегда оказывается слишком относительным.
Девчонка за стойкой, трио появилось незаметно. Кажется, взглянул на них раз, потом, оказалось - разговариваю с ними уже какое-то время.
Два ведра парфюма и дурнушка, призванная оттенять красоту первых двух.
Кафе закрылось. Я переругался с персоналом, обещал закрыть их заведение к черту – обычный пьяный треп. Попытался отделаться от трио. Подружки приняли иронию за чистую монету. И не было сил объяснять, что я ненавижу их запах, визгливый смех и потные ладони. Тем более, ощущения прокатывающиеся от желудка к горлу. Блевать при девочках - плохой тон, не так ли?
Мы оказались в такси. Не помню, как и откуда появилась эта машина. Путешествие пьяным напоминает прыжки на Луне или телепортацию на короткие расстояния.
Подружки вылезли в разных концах города. Наконец, осталась одна Инкогнито. Она сказала:
- Не хочешь перебраться ко мне?
Я отказался. Постепенно трезвея на переднем сидении такси, рассматривал капельки воды на лобовом стекле, как свет фонарей разлетается в них искрами и пропадает. Она наклонилась и зашептала на ухо:
- Плохо?
- Бывало лучше, - ответил я.
- Можно отпустить машину. На воздухе станет лучше. Хочешь?
- У меня не хватит денег ловить еще такси, - сказал я.
- Я заплачу.
- Правда?
- У меня есть деньги. Ты же платил за нас. Теперь я буду платить.
Я рассмеялся.
- Хорошо.
Она меня тронула. Не хотел бы такую любовницу, но, может, не отказался от такой подруги. Может быть.
Мы смотрели на воду, перегибаясь через парапет. Река катила воды почти под ногами.
- Красиво, - сказала Инкогнито.
Я кивнул.
- Да. Смотришь на воду, чувствуешь, любое течение может куда-то унести.
В свете фонаря проплыл презерватив. Мы переглянулись и захохотали. Тогда я понял – да, хочу такую подругу. Так мы оказались в моем доме. Зашелестели сумасшедшие дни. Когда кто-то быстро пролистывает календарь твоей жизни, даже безумие превращается в рутину. Будь по-другому, мы не пили бы чай каждое утро.
Хлопнула дверь, я открыл глаза. Оказалось сигарета наполовину истлела в пальцах - раздавил ее в пепельнице. Инкогнито вошла, держа свою кожу на сгибе локтя.
Она единственная, удивительно красивая. Только она может так.
Инкогнито положила лезвие на кухонный столик. Я не мог оторвать взгляда от ее груди.
- Ты не хочешь меня даже такой?
- Я не могу.
- Но тебе нравится прикасаться?
Она взяла меня за руку. Присела на корточки, положила мою ладонь себе на грудь. Почти горячо. Что бы я чувствовал, прикасаясь к этой груди, если снять кожу с моей ладони?
Освежеванные любовники становятся ближе друг к другу? Инкогнито опустилась на колени. Образчик ультимативной эпиляции, большая девочка, обнажившаяся при помощи бритвы. Я заплакал.
Одетая в кожу, она отвратительна. И слишком красива без нее.
- Это в последний раз, - сказала она. - Я уйду, раз ты меня не хочешь.
Я кивнул, вытер слезы. Не время отворачиваться. Инкогнито отпустила меня, я отдернул руку. Растер ее кровь и лимфу на подушечках пальцев.
- Утром меня не будет, - сказала она.
- Я знаю.
Да, знаю. Я кричал, когда она первый раз показалась мне. Ее ладонь зажимала мне рот, я чувствовал привкус ее крови. А потом, мы проводили время, смотря телевизор, листая журналы, играя в шахматы. Тебе все равно нужно есть, даже, если ты видел, как ходят деревья или с небес спускаются ангелы.   
- Сыграем еще партию? – спросила Инкогнито.
- Да...  - я кивнул и всхлипнул, задержал дыхание.
Инкогнито вышла  в соседнюю комнату взять доску.
Еще одна партия в шахматы. Завтра я открою глаза и не увижу переполненного тоской взгляда.
Что же мне делать завтра? Что же мне делать?
- Твоя очередь играть белыми, - сказала Инкогнито.
Черный король щелкнула об доску, она начала расставлять фигуры…

Думаю, ничего, если не буду искать и исправлять? ))