Женщина. (Четыре портрета)
Ты в помыслах моих такая:
Под деревом зеленолистым, нагая, одним прикрытая листком античных статуй, как рыба белая, стройна, ты, словно дерево ветвями, держишь в чудесных, длинных, узких пальцах плод яблони, как небольшое солнце, округлый золотой моток, как будто предлагая свить из него нить бытия. О счастье - создавать, творить! Сначала крохотно оно, как маковое, хрупкое зерно, но тоже круглое, как яблоко. А яблоко, как мир, округлено. И из мельчайшего зерна нить начинает вить себя и создавать собой моток, шар в яблоко величиной растет и вырастает в мир, как этот, у тебя в руке, из нитей созданный клубок, огромный, словно шар земной.
Так - на холсте Дюрера - ты
Стоишь земная, грешная, простая,
И в помыслах моих такая.
Ты в помыслах моих такая:
Небесная голубизна светла, ясна. В прозрачности глубоких красок неизъяснимой чистоты, с глазами голубых мечтаний остановилась ты, подняв дитя, чтобы оно могло взглянуть на уходящий к роще путь в лучащемся тумане. А на лице твоем Покой и Благодать - две спутницы твои и каждой женщины, которая готова страдать и ждать, когда дитя ей, первой ей, произнесет свое вот-вот родившееся слово. Как не гордится ей, одной из матерей, начальным зернышком огромной жизни, которому она дала родиться - как каждая на свете мать, что миру дарит детство, пренебрегая мукою своей. Так солнце дарит миру на рассвете свой первый луч, младенца нового земного дня. И тот, кто может взвесить на руке песчинку, незаметную в песке, способен ощутить весь вес планеты. Так и мать, свое дитя подъемля, всю Землю держит. И только потому ее святой позволено назвать.
Так, в красках Рафаэля возникая,
Равно держа и землю и зерно,
Ты в помыслах моих такая.
Ты в помыслах моих такая:
Из приоткрытых губ ко мне скользит твоя усмешка золотая, как будто из раздвинувшихся туч протягивает теплый луч пробившееся солнце, отогревая сердце мне, игрушечной подобное Земле, и на его согретом лонце оживают, вырастая, забытые в благих заботах зерна. И непокорно из губ твоих скользит улыбка золотая, как ласточка из тихого гнезда, укрывшегося крышей. Она летит, раскинув крылья, на расправу с мошкарой, распугивая мелких мыслей рой.
Так, словно Мона Лиза, ты
Над слабостями нашими смеешься,
И в помыслах моих такая ты.
Ты в помыслах моих такая:
За сизою тончайшей кисеей тумана утром рано перед собой я новую увидел Афродиту. Недвижна и бела, она недавно мраморной была, но вот богиню сняли с пьедестала, и в комнате прозрачно-голубой она живою женщиною стала. О вечной неподвижности забыв, стал мрамор телом нежно-белым, пахнущим весенней утренней сиренью. Задумчивое, светлое лицо, цветок полураскрытых губ, дыханием наполненная грудь, откинутые крылья рук и тела сине-ледниковый снег - мне хочется сравнить с озерной белой птицей под названьем Лебедь, надевшей на себя береговой туман, - нездешней, неземной и вечно нам необходимой во имя красоты.
Так, на картинах Ренуара ты,
Земной и неземною возникая,
Являешь нам прекрасного черты.
И ты
Действительно такая,
И наяву такая ж, как во сне.
Одна и та же в разном.
Что ни день - другая.
Вся - красота, вся - разум.
Высокая, неземная,
Грешница, святая.
И ты -
Только такая -
Необходима мне.
Эдуардас Межелайтис
