Форум общения и хорошего настроения

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Форум общения и хорошего настроения » Творчество форумчан » Пустота Рассыпанных Зеркал


Пустота Рассыпанных Зеркал

Сообщений 1 страница 20 из 33

1

Пишу в основном миниатюры на 1-2 страницы, есть один 18 страничный рассказ, писать серьезно начал недавно.

Добро пожаловать в психиатрический АД

Привет, я снова в эффекте удота, мне снова все далеко и плохо. Проснулся, ад в голове. Не сплю, тону в забытие. Сегодня какой-то день, когда я пью эти таблетки, но в общем-то это не долго. Это мой первый психиатр, лечение есть, но эффекта все еще нету - не понятно. Я тогда еще был далеко от разочарований. Но что-то не так уже две недели, тревога сильная, а эффекта нет, вообще, какая-то странность. Тревога сильная, сил нет, возбуждение. Мой врач предложил диазепам, пить ли мне его? Внезапность такая внезапность, предать анафеме еще рано. Но заветная коробочка седуксена на пути в ад идет на старт!

Дело было вечером, делать было нечего. Тревога шкалила за невозможной гранью, дай-ка я выпью одну таблетку, а где эффект? Дайте я выпью вторую таблетку, и снова же, где эффект? Но кажется мне стало хуже, тревога сильнее, что-то не то, я чую. Выпил еще 10 таблеток, пьяный, тревожный, в итоге плясал с лезвием. Себя резал, разрисовывал, что делать не знаю, тревога ведь шкалит. А тогда спрашивается, для чего транквилизатор? А тут выяснилось, что это все парадоксальная реакция, эффект обратный - вот счастье.
Я бегал по комнате, меня тащило, с рук текла кровь, пол мочила. В этот момент меня застают родители. Если стою на ногах, бегаю по комнате видите ли. Как безумен мир, как безумен! Родители пытаются успокоить, но ноль толку. В тоске безысходности вызывают скорую, скорая приезжает и в последний раз пытается успокоить. Но приходят два санитара, пытаются загрузить снова и снова. Но вот попал, везут в коричневое длинное здание. Привезли и на вязки, галоперидол с аминазином в подарок, чтобы голова была более ясная. Проснулся опустошенный, разорванный, для мира не созданный, да еще и вязки на мне, за что депрессивного больного так одарили, за что этот мир меня проклял?
Кто знал, что транквилизаторы это путь в ад, куда не посмотришь, что выхода нет сегодня. Прошел где-то час после того как я проснулся, голова тяжела, не уснуть обратно, что за жизнь проклятая. Аминазиновый рай, не иначе. Прошло, кажется, пару часов. Все похоже на один сон, мы все тут пленники. Нас обратили в ад, чтобы мы ни во что не верили. Нету сил кричать в полузабытие, крики отсутствуют, чувствую ткань на руках и ногах. Меня заметили, они на меня смотрят, хочу убежать, что они от меня хотят? Сердце бы боялось, если бы билось, я не чувствую его, где оно... Не дышу, умоляю, не смотри на меня, не смотри. Но кажется все прошло, все забыто, меня отвязали и повели куда-то, воткните нож в сердце, забудьте.
- Сквозь пустоту проносятся стоны, - мне так кажется.
- Кричат из пустоты, тсс, - я слышу, я знаю.
Мне что-то говорят, не понимаю, кто бы меня утешил, если бы кто-то мог, если бы сердце билось, мой стон весь мир бы пронзил. Лезвием по моему личному богу полосуют они, они хотят его убить, я знаю! Это исповедь моей души, рвите - я ничего не чувствую. Я рву, я слышу, можно не плакать, мне уже все равно. Болезнь обняла меня за талию, аминазин ножом воткнули прямо в сонную артерию насквозь, чтобы окончательно убить меня. Кто же проклял меня, они все еще смотрят на меня, смотрят на меня... Они отпустили меня, я лег на кровать, мне уже нечем дышать, тут душно и как будто закурено. Мои мысли теперь черно-белые, они врут, они все врут! Другие больничные пленники, с трудом двигаясь крутят мир. Куда пропал дофамин, кто украл его у меня. Не могу долго лежать, мне больно, попытаюсь поговорить с другими пленниками. Общая боль - общее бремя. Только не смотрите долго на меня, я противен, я уничтожен. У меня нож в горле, как же это не забыть, что они мне зашьют - шизофрению, или нет. Или нет, спасите. Я говорю с ними, я и мы одной крови - мы еще живы. Мой серотонин давно меня покинул, норадреналин предал и кинул. Ничего больше нет, великая тройка нейромедиаторов пала. Кажется, обед. Пора есть и пить таблетки, ели тащу ноги, трудно дышать и двигаться, что-то есть, разве есть смысл? По пути обратно меня загнуло назад в пополам обратно, глаза закатились, язык выпал - мне стало страшно и безысходно больно, медсестры что-то кричат, я не могу удержать на ногах, падаю. Выгнутый, разорванный на части, они что-то пытаются уколоть, как же выжить, как же выжить. Кажется, отпустило. Помогают встать, чуть ли не таща до кровати, кажется, я смогу поспать... Я уснул, мне не снятся теперь сны, только черно-белые фрагменты из боли, в забытых лодках на перроне. Ой, нет, проснулся - уже вечер. Обреченно, заглянул в окно, прогнивший снег марта, как в моей душе. Опять отвратительная еда, которую я не буду есть. Опять неизвестные таблетки, вдруг меня опять изогнет? Мне становится действительно страшно, недостаток воздуха от ножа в горле, к тому же оттуда кровоточит. На ночь укол аминазина, спи спокойно, малый. На следующей утро я проснулся, мне не страшно, сознание немного прояснятся, но зато стало больно. Где мои родители, где мои родители... Спасите, умоляю, ах, в отделение карантин - никого не впускают. Я остался совсем один, мне так одиноко, не улыбнуться другому больничному пленнику, не улыбнуться себе и другим.
Уколы, неизвестные таблетки - в этом все мы. Перекидываемся в карты, как будто забыв, что мы тут одиноки, что нас заперли в аду из таблеток. Кто-то совсем не встает с постели, кто-то делает вид, что жив. Мне передачка, немного сладкого и попить, но что-то плох у меня вкус. Пишу письмо сквозь слезы, боже, мне не больно, мне не больно...
Прошу каких-нибудь книг, как очнусь из безысходности, как пройдут слезы, на которые сбежались даже медсестры, как увижу, где моя звезда, где моя звезда - я пойду читать, обещаю. Как дожить до следующего дня, разве так можно? Бесконечная боль, бесконечный страх, несут нас с тобой, больничный брат, на руках. Телевизор, около которого собрались больничные пленники, давайте посмотрим ребята, ведь больше ничего не остается, не остается. Наступает время сна, снова уколы... Завтра проснусь и будет все опять также снова. За окном снег тает, противная весна окончательно душу добивает. Март лучшее время для ухода время, даже лучшее, чем апрель-май, просто смотря на то, как гниет любимый снег невыносимо, а я беспричинны плачу, ничего не знаю, так видимо и должно быть, хотя кто его знает. Меня утешает больничный пленник, завтра будет не так как прежде, нас отсюда выпустят, ты слышишь, выпустят! Я знаю, что он врет, но слышу, что надо как-то жить и ждать, пока кончится ад.
- Ад никогда не кончится, - кричит за обедом поданная душа.
- Сердце никогда не забьется, - кричит проклятая вдохновение нирваны сердце.
- Мы почти не дышим, - проговаривают легкие.
- Все будет хорошо, - шепчет надежда, сквозь укола аминазина крик.
Больничный пленник за больничным пленником, никто сменяет никого, а я тут еще все равно. Очередная передачка, книга “Маленький Принц” - я еще никогда её не читал. Очередное письмо, опять слезы на глазах, я плачу, ничего, но, пожалуйста, кто-нибудь обнимите и успокойте меня. Я сам маленький, как принц. Мне 16, я слышу крики птиц, мечтаю путешествовать по звездам и планетам. Я полюбил эту книгу, как когда-то любил жизнь, навсегда она останется в тряпичных отрезках памяти моей. Кажется, я смирился с пленном тут. Меня куда-то введут? К психологам на обследование? Повели меня в тулупе, как у заключенного в другой корпус. Выхода нет, приходится идти, эй, там облака, смотри!
Что-то спрашивают, как странно. Я желаю тебе добра, ты ведь знаешь? Нет, кажется, я в этом мире ничего не понимаю. Мои эмоции понемногу возвращаются, сны становятся все серыми и безысходными, больничный страх жрет остатки души на обед. Гляжу в окно, там еще подтаяло, как же так, за что это мне? Идет неделя за неделей, такая жизнь уже входит в норму. Постоянный сон, постоянное бодрствование, укол, таблетки, возможно, что-то еще. Кажется, меня решили выпустить из норы, выпустить! Я счастлив, спасибо тебе ничто за подарок, правда, ты получишь нечего. Вот и кончился ад, но будет ли там свет...

Воспоминание о больничном плене, как страх, страх всего и вся. Аминазин - это метод побороть душу, галоперидол вообще должен её разрушить. Никто ничего не знает, никто ни за что не отвечает. А я там был один, даже моя звезда испугалась и ушла. Но я верну её, я верну будущее, я буду бороться - это все не чушь. Исповедь рваных страниц, исповедь оборванных границ за осколками серого неба, видишь туда билет и дорогу.
Как сон, страшный сон, все там угнетало меня, противные стены, отсутствие дофамина в путях моего сознания, уплощенные эмоции и один страх. Как же так, бывает хуже, наверное, нет.

0

2

А почему так грустно-подавленно, в этом весь смысл??? должно быть место для надежды

0

3

Anhe написал(а):

А почему так грустно-подавленно, в этом весь смысл??? должно быть место для надежды

Нет никакой надежды, когда в закрытых стенах твое сознание подавляют.

0

4

нет, я понимаю, что в этом идея, просто имею ввиду, все ли творчество в таком настроении???

0

5

надежда всегда есть. хуже, когда стены - в твоем сознании

0

6

Anhe написал(а):

нет, я понимаю, что в этом идея, просто имею ввиду, все ли творчество в таком настроении???

Большая часть с периодическими просветами.

0

7

Сознание и подсознание - главная площадка, арена. Ведь даже закопанный в земле монах остается свободным

0

8

Хочешь сказать, что это отражение твоего внутреннего мира??

0

9

Anhe написал(а):

Хочешь сказать, что это отражение твоего внутреннего мира??

Да.

Умершая звезда

Я падаю как луна, я ничего хорошего, я в оболочке человека. Где-то во мне теплится дым рассвета. Но все равно нет ничего прекраснее, чем зима без конца и счастье. Ваш эфемерный дым сразил мою душу, я вдыхаю его как кислоту. Ну и что, что я не смотрю, как в тихом лугу горю? Я умираю, как это странно. Я умираю — это правда, мой бой окончен, я сложил все и кончил. В пустых городах, обернутых тканью, нет ничего более пустого, чем я. Ничего, ничего, бл**ь, ничего не ждет меня. Я просто пустой флакон, разбитый всей силой об асфальт.
Сегодня идет день, я проснулся в обед, первое, что я почувствовал это боль, вчера было так же. Встал, как встал, я смог встать? Ели стою на ногах, не чувствую ничего, кроме боли. Вы говорите надо умыться. Я устал, я не могу, и что, почистить зубы? Я беспомощен и обессилен. Меня пытаются убедить, что жизнь прекрасна, да как же, я, наверное, вообще счастлив. Тело ноет, сердце предало, пульс за 100 долбит, руки трясутся так страшно. И нет веры в ничего, кроме боли. Я олицетворение лжи и горя. За что со мной так, люди? Я овощ, я не смог учиться, не смогу и работать, зато буду получать боли, огорчение родителей и обездоливание. Так страшно. Утром принял таблетки, ночью принял таблетки, одна жизнь за таблетки. Раньше ад был круче, но и что толку с этого? Нет никакого смысла жить, ведь она состоит из одной боли, тонкой нитью связанной, сковавшее мое тело. Поесть, а надо ли? Зачем недоумку еда? Ложно, бутылка колы, кислотно пожирающая мой желудок и пойдет.
Я люблю говорить про звезды, внимание, я уходящий к звездам! Уйду, но не туда, а в небытие. Уходящий в небытие, да, все верно. Все запредельно. Все отвратительно. Мир тоже многого стоит, ничего кроме рвоты. Любовь — предал, остальные — предал. Всех и вся предают, просто потому, что по-другому не могут. В лучах опалявшего солнца я выжигаю себе зрачки, чтобы ничего не видеть. Никак не могу понять, почему мне нельзя резать руки? Мое тело, моя свобода, я ненавижу его — смиритесь. В томных взглядах осуждающих людей я вылетаю из чужих дверей. Мимика, кто ты? Не ври мне, у меня нет улыбки, есть обманка, заклинивающая штакет идиотического сознания. Мой день продолжается, что я вижу, компьютер и музыка. Хоть что-то радует, но вызывает отвращение, потому что на другое я не способен. Выйти на улицу - нет сил, познакомиться с другими людьми — нету смысла. В чем вообще есть смысл? Алкоголь, лезвие — антидепрессанты новой моды. Забей, меня не спасти, ложь внутри. Бога нет, но он все равно одарил меня болезнью, лучше бы одарил сразу смертью. Мой бой за звезды окончился ничем, я проиграл, слил и пал еще ниже, чем было до этого. Меня убеждают, что есть еще возможности, что есть еще выход. Мне нужна свобода, мне нужны возможности, я хочу вставать легко, хотеть жить и испытывать много радости, но все не так — я ничто, спрятанное в кромки оборванных листьев. Завтра больше не будет, завтра больше не будет — не будет страшно, не будет таблеток, разочарованных взглядов и пустоты. Я ненавижу свою оболочку, она должна умереть — я ненавижу. А что мой вечер? Компьютер, убитый взгляд, спасительные нитки в общении, надо же кому-то по ныть о судьбе своей тяжкой. Рвать себя на части, резать руки - прекрасное чувство. Прекраснее неё только собственная смерть. Я не предпочту в угоду лезвию резать руки, я не дотянусь до сонной артерией, препараты и яды мне достать негде, увы. Петля у меня в шумной квартире крайне трудно осуществима. Остается одно — полет, у нас в городе есть недостроенная 25-этажка, куда есть свободный доступ, полет с такой высоты — это гарантия, чтобы быть размазанным об асфальт. Очевидный выход, очевидное счастье, но что-то еще держит, бл**ь, то ли бессилие, то ли близкие, то ли что-то еще, но я чувствую, что скоро сорвусь на дно, не выдержу и покончу с собой. А мой день кончается тем, что я упарываюсь снотворными, а за день ничего не сделано, кроме похода в магазин, и что я сповадился умыться и почистить зубы. Были времена, когда даже умываться не было сил.
О, этот хороший день, хороший, очень. Не смотри на меня, не смотри — я один у себя внутри.

0

10

На самом деле это очень грустно. Надо умереть до того как умереть. К сожалению, иногда приходится испить чашу страданий до самой последней капли. Но все меняется. Где-то в сознании есть ключик, который надо повернуть. Ведь все - иллюзия, даже наш внутренний мир - это всего одна из полос радуги. Попробуй колеровать

0

11

Посветлее:

Звезда

Спала звезда на руках у звездочета, убаюканный объятием тускло сжатого неба. Ничего его не беспокоило. Будни звезды беспристрастные, никому и ничем он не обязан. Он просто освещает ночью небо. Кто бы подумал о его чувствах? От одиночества он умирает, тускнеет и не горит уже так ярко, как жалко, как жалко... Убежище у других звезд просит, но никто ничего не знает, никто ничего никуда не уносит. Все выглядело бы по-другому, если одиночество, глядя на него, пало.

Раннее утро, звезда опять не спала, как так, кто же знает? Ведь звезды спят ярко-ярко, не тускнеют и не умирают там, но они совсем как люди. Им нужен сон и другие звезды.
Как-то звезда уже встречалась с другой звездой, но что-то не получилось - рана в сердце.
Безвыходность, надо спрятаться, ну вообще. Котировки индексов, показатели света из звезды зашкаливают, уничтожает звезда себя нещадно. Но все можно изменить, и звезда это тоже понимает, всего-то надо одарить другую звезду вниманием. Цель получена, остались координаты. Скрепи сердце, скрепи, механически вращающиеся внутри звезды.

Как-то раз я увидел её, она была прекрасна. Контуры и свет такой мягко-ясный. В очаровании я утонул, в очаровании её узнал. Очарование даст выход китам в пространственном море течения вселенной. Завязался очаровательный разговор:
- Привет, я звезда, - сказала наша звезда.
- Привет, я тоже, - игриво ответила другая звезда.
- Я люблю тебя, - сказал он ей в самое ядро.
Она была ошарашена и не знала, куда деться, но не бежать и даже не спрятать глубже внутри ядра свое сердце. Спустя миг его ожидания, кажется, были разбиты...
Если бы не вера, если бы не выход, если бы не сила, с помощью которой он пробил хрустальное сердце её. На самом деле она ничего не ответила, но услышал её дыхание, знал, что скоро услышит ответ. Главная цель звезды - найти другую звезду, родив в итоге новую. Выполнить её стремится каждый. Но любовь играет немалое значение, потому что для того, чтобы новая звезда родилась, должно пройти время. Между ними завязалось интересное общение. Любовь с первого взгляда, ты ли? Как не посмотри, нам не должно быть стыдно, что на нас смотрит солнце и планеты.

Этот прекрасный смысл существования... Пускай нам другие звезды завидуют, пускай обманом достигают того, что не видел. Глянцевые страницы журналов бесконечности, глянцевая любовь, но это не про нас - это не то слово. Я всегда уверен, что я  буду счастлив, я всегда  смогу своего добиться, даже другие звезды будут за меня биться.
Вселенский заговор мы раскроем, темницу c знаниями вселенной раскроем, будем знать, как крыть все заговоры против нас. Ведь другие звезды завидуют, узнавая про нас, ведь они тоже хотят перевоплотиться в единое целое, чтобы сердца навеки стали наши вместе, чтобы звезда проходила не туда, как прежде. Чтобы сверхновая была невообразимо яркой, мир осветила ярче других звезд без оглядки. И даже ярче солнца была, чтобы мир увидел нас даже днем. Чтобы мы были навеки вдвоем. Чтобы сердца каждый миг, не сковывал нас нервный тик, чтобы откровения наши стали откровением для мира. И чтобы нам даже не надо было сделать шага до друг друга, чтобы мы мгновенно могли прикоснуться к друг другу. Единая душа в едином разуме, сколотая вселенской тоской и нашей радостью. Но ты еще не дала ответ на мой вопрос: “Я люблю тебя!”, я жду, я знаю, что ты ответишь “да”. И вот ты решила проронить слово:
- Ой, я даже... - тихо и тоскливо она сказала.
- Отвечай, не бойся, - проронила уверенная звезда.
- Да, я люблю тебя... - без слов и вариантов ответила другая звезда.
Сегодня не будет забыто никогда, сегодня будет снова и снова, чтобы ворота в вселенную открыть, да, ту самую...

0

12

на самом деле это очень интересно и глубоко...

+1

13

Звезды, падающие вверх

Прохладный октябрьский, сибирский вечер, уже достаточно рано темнеет, часов в семь примерно. Уставший, собравшийся куда-то в вечность я брал со стола две «ценных» вещи – плеер и наушники. Устало надевая обувь, черную с отблесками ветровку, смотря на себя зеркало в то еще время, когда кудри у меня вились неугомонно, я таки включил музыку, продернул замок на двери и отправился в путь...

Еще было светло, но небо было чистое. По спуску со ступенек меня ожидала дорога из гравия. Мимо мелькал мусоропровод, куда люди выбрасывают свои использованные, как салфетки, души. Узкая колея асфальтовой дорожки, остатки высохших, как сегодня облака луж. Узкая дорожка сменилась проходами через унылые дворы, октябрь еще не зима, но люди уже потихоньку начали прятаться по домам, тем мне лучшее. Из унылых дворов в огромный гаражный массив, где ребенком я любил лазить, но сейчас мне это уже безразлично. Я еще не взрослый, но мне уже безразлично детское бытие. Моя душа уже больна, сколько я сегодня испытал боли ни за что? Сколько мне в будущем её достанется просто так ? Отзвук блика в ответ. И вот я уже выбираюсь через проход в бетонной стене на пустырь, я уже доволен тем, что я практически совершенно один, по крайней мере, в поле зрения никого нет. Еще не начало темнеть, но я, кажется, уже у цели. Искать пути, как звезды, где же выход мой, сосчитай на счастье до нуля и забудь про них. За очередной бетонной стенной меня ожидает скопление бетонных плит недостройки, вот она моя цель. Тут можно спрятаться внутри них, как в скорлупу, на высоко стоящих плитах можно просто сидеть и смотреть на звезды. Уже начало смеркаться, но я еще внутри, музыка греет мою душу, люди — к черту их, они не нужны, тут только моя боль и отзвуки её. Я вылез из бетонной плиты наверх, ведь скоро звезды сожгутся, я удачлив сегодня — первую звезду точно я поймал. Вот оно очертание моей звезды, как яркая искра, как пустырник, умиротворяющая. Я могу на тебя смотреть вечно, как на любовь всей жизни? Любовь, парень, ты мечтаешь о любви? О боли? О вечности? Может я просто согрею твое сердце, я слышу её, я слышу... “Держись, борись, не сдавайся“, - кричит она не внятно. А за ней другие ослепляли мою душу, давали надежду, чувства. Я протянул руку к звездам, рука согрелась?, несмотря на то, что на улице было от силы градусов 5-7, и рукам от воздуха, лазанья по плитам было прохладно, рука согрелась — так приятно. Другие звезды, как яркий сонный блик, растекались по растворившемуся пространству вселенной, я на них смотрел и тонул в очаровании. Но та первая звезда, что зажглась для меня, стала на миг всем смыслом бытия, та звезда, что горит, а не обжигает. Значение звезд для меня переоценить сложно, это как костыль, подаренный мне сознанием. А это небо, звезды, осенняя прохлада и одиночество составляет ту тонкую нить, после которой разваливаются на части все проблемы, а миру дарится свет. Мне не нужно солнце, мне нужен свет звезды в полумраке очарования облитого кислотой мира. Бесконечная боль, бесконечный страх... Но нет, все не так! В радости я сейчас теплюсь, как ребенок в утробе матери, ожидая начала своей новой жизни. Моя звезда всегда со мной, моя звезда уже не здесь. Если бы мог, то спрятал в кармане, но нет, нельзя, оттуда бы её украли, к тому же дотянуться до неё мне вначале надо, но я дотянусь, я знаю. Облик вечности не потеряю, отклик сигналов от звезды правильно воспринимаю. Мне так хочется жить сегодня, мне так хочется забыть боль сегодня, мне так хочется стать самому звездой, полюбить её и родить новую звезду. Мне так хочется, несмотря на брешь в сердце кричать о всем прекрасном, впускать туда, что бы было всем ясно, что я не двуличный лицемер, я искренен — спасти себя и мир я хочу, простите. И этот день стал переворотом, уходящий к звездам двинулся вперед. Ничего не заставит меня сдаться, только радость, только радость. Подарит мир мне шоколадные конфеты, чтобы не грустил Андрей в мире этом, а свет моей звезды в фонарном столбе будет следовать за мной, что ты. Все это в один миг, в один вечер — изменилось все навечно. Уже полностью темно — все звезды ярко светят на меня. Я сижу в раздумьях, над произошедшим, это революция во мне навечно. Но моя боль, моя тоска берет и жжет сердце как всегда, не отступая даже тогда, прокляла она меня... Солнце, земля и прочие отказались от меня, как умалишенного, но звезда моя не хочет, как и я, она в ожидании предана мне. Моя преданность на веки осветит этой красной линией небо. Эта красная линия - мост в вечность до звезды моей прекрасной, любимой, вечной. Но зажгусь я перед этим прежде, чтобы не разочаровать тебя, когда мы станет вместе.

Наступил момент возвращаться домой — это не в последний раз, что ты. Увидимся еще. А пока меня ждут нескончаемые дома по пути домой, свет окон, где радостно сидит семья, или ссорится между собой муж и жена, где хранится большая часть душ людей, хотя они этого и не замечают, и то, что они от внешнего мира хотели спрятать. Музыка задает мой ритм, я все еще чувствую себя живым сегодня. А вот я и дома, мой тесный мир, откуда я выскреб всю свою душу обратно к себе в утробу, но сегодня останется навечно у меня в памяти. А пока мой мир сплюснут одним монитором, моя душа горит от боли, но завтра обязательно будет лучше, чем сегодня. Не забуду даже во сне не о чем я. Но свет звезды будет жить ради меня, реветь буду только про себя...

0

14

Сообщение для Special K
Когда  возможность есть предать бумаге внутреннюю суть - тогда живет надежда...

0

15

Струна

Я струна, я создана для того, чтобы звенеть. Но обращайтесь со мной нежно, я должна пробудить инструмент из незабытия, чтобы не сгинул он там. По мне проходил ток от прикосновения, мне не больно - я счастлива, но я холодна и строга. Через меня проходит любовь и боль, куда бежит моя судьба..

Я лежу, пылюсь, облокачиваясь на инструмент, плотно сцепленная ним. Сегодня как вчера. А завтра на мне будут играть. Играть красивую мелодию, которая ранит или согреет чужие души, в которой сокрыты блики луны и солнца, мечтательно уснула она.
Сегодня концерт, какая радость. Её достанут из футляра, с помощью неё заиграют. Она как связь луны и солнца - тонкая нить миром и собой, а также инструментом, который помогает все чувства передать. Концерт начался, её подняли, расположили правильно скрипку, к слову, она была струной скрипки, и заиграли пронзительную мелодию. Она чувствовала себя одинокой, испускающей струны, но была не одна, есть же еще и другие струны. Все они стали частью единого целого. Мелодия пронзительно искрила ярче, чем две тысячи сто двадцать две звезды, чем они. Как же довольна была струна, даже одиночество отпустило её, кажется, навсегда, но концерт кончился и...

Шли опять день за днем, струна томилась в ожидание нового бенефиса, а пока вдохновляла себя на репетициях. Она не знала, что чувствуют другие струны, потому что была верно то ли эгоцентристкой, то ли попросту не умела говорить, но что удивительного? Она же струна, ей не положено, откуда взять только речь может. Но очередной концерт, очередная радость. Концерт окончен, опять несчастье... Судьба у ней такая, быть печальной струной, лишь с редкими всплесками радости, которые её наверх тащат. Этот мир так прекрасен, но струна лишь струна, безвыходна она. В безысходности своей ей осталось тонуть, холодна как тишина в своем футляре, плотно прицепленная к инструменту, по сути лишь его придаточное, которое генерирует звук она жила в этом вечном холоде. Шли дни, продолжались...

В свое время ушла из жизни одна соседняя струна, на месте её уже в скором времени закрепили другую, но тут её что-то пронзило, разорвало на тысячу звезд, кажется, она полюбила его. Как может любить струна? Видимо это возможно, потому что её безысходность окрашенная холодом, затворилась в вакуум. Другая струна на её не смотрела, но она невзрачно, как только возможно следила за каждым его колебанием. Колебание, о боже, как он прекрасно колебался на концерте, как будто не чувствую, себя придаточным инструмента, как будто его разразила первозданная буря чувств, после которой уже нельзя уснуть. А её, звеня не столь ярко, но метко, оставалось за ним только наблюдать по мере возможностей. Эта судьба, кричало что-то внутри неё. Это такая судьба, быть несчастной, беспощадной от любви, с безысходной тоской, тысячей проклятых лун окрашенной. Выход есть всегда, но не здесь - тут она обречена. Её сердце поднесли к огню, когда к ней прикасается смычок, она звенит, но она обречена, обречена на вечную любовь, не вечную боль, сгорать от луны, и на несчастья. Она смертельно больна, она смертельно больна...
Звенеть другим людям, от тоски сгорая, рождая пронзительный звук, играя. Как будто других струн уже и нет, потому что она превзошла даже свою любовь. В своей боли, передаче её, и потерянном смысле жизни. Раньше её радовали концерты - теперь это нескончаемая боль, окрашенная траурными цветами. Она ждала смерти, она надеялась, она не могла избавить от любви, не могла. Каждый раз смотря на ту самую струну, она ждала, что он проснется и тоже увидит её. Но все валится в прах, никто и никого не видит, она навеки забыта. В вечности только горит...

Прошли годы, та струна уже умерла, из всех старых струн осталась только она, в одиночестве, даже уже не имея возможности наблюдать за любовью всей жизни, она чувствовала как она обречена. Концертов давно нет, скрипку бросили и променяли на другую, она лишь лежит в футляре одиноко и пылится. Бедная скрипка, для неё это было что-то сродни, не светить как фонарь на луне, не светить. Струна была так близка к любимому, но это ей не помогло, как назло не умирала она. Последняя из всех, всеми забытая, она ели двигалась, чем напоминала о том, что когда-то издавала пронзительные колебания. Сколько она горела от смычка, сколько? Но горела и её сердце, что пронзительно вживляло в её ритм сердца запредельный  такт, который заставлял её бешено биться. Но сейчас бы её сердце уже не зажглось, в каморке лежавший инструмент, уже изношенный, никому не нужен. Она тоже никому не нужна, к сожалению.
Но и её сердцу это уже не нужно, её бы сердце уже никогда бы по-настоящему не зажглось, и не забилось в такт синхронно ритму. Оно проклято без слов и смысла. Она пережила свой единственный смысл жизни, только зачем ей это нужно? Нету тут никакого смысла и бытия, она раньше сгорала в огне от смычка, потому что была струна. А теперь пыль оседает на ней, и лишь только воспоминания в её изношенном теле напоминают о себе, а также боль окончаний струны, которые были порваны, изношенны и ранены. Развалилась её луна на куски, когда-то они были близки, её сердце подносили к огню, потому так звенела она, и любовь проходит и теперь, но уже, не успевая, согреть. Струна осталась навеки одна...

0

16

Дыхание

Перламутровый сон, почему я еще дышу? Облака говорят какой-то вздор, а мне все равно. Значит, проснуться надо, сердце просит, умоляет, нещадно врет и в рот стреляет. По городу снуют люди, по душе растет из дерева печаль. Не смотри на меня, не смотри, проклят я.
Уставший день, я сегодня устал, никуда не пошел, только город вошел в меня. Гулял, гулял по улицам, полных снующих ни о чем не думающих:
Кто я, что я? - спрашивал я у себя, -
Зачем я, кто мне скажет? - продолжал я.
В ответ я слышал отзвуки пустоты, отзвуки падающих со стола таблеток, мигрирующих на радостный ворс ковра. Ну да ладно, продолжается моя прогулка в никуда, я согретый еще теплым осенним солнцем, испытывающий некоторую радость, что сегодня пропустил учебу.
С трудом лечь в девять — проснуться в полседьмого, что же за пытка такая, почему она свалилась на меня? Прогулка продолжается... Я тону в этой бесконечности улиц, я тону, но кто спасет меня? Светофоры сменяют цвет, по переулкам дальше брожу я, на людей смотрю, что да как. Возможно, было хуже — я боялся заглянуть в чужие глаза, жуткий страх. На острие иглы сидит моя душа, чем же будет согрета она?
Вот и она, набережная, посмотрю я на безбрежный туманный Енисей. Сразу хорошо, сразу приятно, утром еще рано. Никого нет, только я один в этом бытие, все забыто где-то нигде. Я тихими шагами спускаюсь по лестнице к самому берегу. Енисей обмелел. Кажется, что можно пройти через течение к островку, он обмелел как моя душа, как чистого неба птица пожирает себя. Сквозь хрусталик глаз смотрю на туманный берег, продолжая идти вдоль него вглубь, куда не заходят люди, в наушниках играет «Дельфин», как я же без него мог жить... Где-то там сел на поваленное дерево, спокойно задумался о бытие, но что о нем думать? Его нет, всё. Некоторое время еще можно продолжать смотреть в бетонную стену набережной, видную через остатки тумана, но кажется мне уже все равно, не могу смотреть я. Вернемся к основной цели назначения, любоваться на безбрежность опавшего Енисея.
С каким удовольствием кто-то бы нарисовал холст с него, с какой радостью он вдохновил бы талант. А мне видится только мрачная картина, сгинувшего неба, темных цветов, тонущих в тумане. Я продолжаю, я пою вслух свои любимые песни, все равно меня никто не слышит.
Как хорошо быть в одиночестве, если бы тебе на всё все равно. Кажется, не прошло и 30 минут как одиночество начало грызть меня, за что, [литературное слово]?! Знаешь, что и без тебя больно, без тебя страшно. Но никто ничего не спрашивает. Я вру себе, что я одиночка, что это прекрасно, а не дорога в уныние скользкая... Я иду, мне больно, все меня предали, даже слёзы, нет их и точка. В безбрежности тоски тает все, а я поднял голову, где проглядываются мертвые облака, несущие в себе чужую жизнь. Может обратно, или еще тут? Сколько времени, а, совсем еще чуть-чуть. Ну да ладно, поднялся наверх, иду вдоль набережной, что если опрокинуться за бортик вниз головой, чтобы сломать себе шейный позвонок — пришла мне тут такая мысль. Но что-то не то все равно, так не пойдет. Меня ждут там... за меркой пустоты, я вдохну воздух, еще раз вдохну, а потом разучусь, но всегда буду помнить, что я когда-то дышал,
когда-то был жив, буду помнить страдания, страдания навсегда. Мне стало не по себе, мне стало душно, меня ломит — это такая месть за мысли? Я не лгу, честно. Помощи ждать неоткуда, никто не протянет руку, я иду облокачиваясь на поручень, как хромой. Конец набережной близок, как и мой конец.
Набережная кончилась. Сквозь дома видна та самая недостроенная 25-этажка, в которой ничего нет, к который свободный доступ, в полете с которой умру и я. Загляни в душу. Есть ли там свет, есть ли в этом теплом сентябрьском дне хоть что-то хорошее? Гляди, сердце зажглось как факел, разум не дает нужного такта. Что поделать, когда конец есть? Но пути назад нет? Конец нужен, безусловно. Но мне кажется, что я лишь думаю о смерти, думать больше не о чем, все катится в вытоптанную осенью дорожку. Кто-то сказал, что осень лучшее для ухода время, я не согласен, стоит еще ждать, но когда-то наступит весна... и сгорю дотла я. В очарование смерти, в очарование чуда, смерти и чуда, холодных отблесков планет и пустынных морей. Смотрю одиноко на здание, устал — хватит смотреть. Кажется, мне уже пора домой. Начинаю потихоньку брести к остановке, сесть на автобус, уткнуться в уши. Минорный взгляд людей. А я почти дома, в тусклом доме, где нет начала, но есть конец...

0

17

Серое небо

В этом прекрасном мире было так ясно, так мрачно, мир рассыпался в пепел. Печальный человек жил вон там. В пустынных запертых клетках, где гибли люди, в пустых мрачных клетках, где не было смысла - пустота, изнеженные снежинки врали и тебе, и мне. Вступительная песня в театр мрачноугодия, за которым спрятаны облако дырявое, что пропускало через себя солнце. У солнца радость, ведь сквозь дырку оно могло осветить этот мир. Не идти на попятную со страхом, что умру сегодня, ах, ты гад. Залить мечту алкоголем, думал Фиолетовый, может увидеть небо  где-то там. Увидеть, причем, чистое, а не серое. Как так получилось, что небо стало серым?..
Ведь так было не всегда, раньше было светло и ярко, Фиолетовый еще дышал, как жалко. Фиолетовый испытывал радости от мира, он был так молод и ярок, как свет сверхяркой звезды, что искрит ярче солнца, как не посмотри. Для того, чтобы угодить пустоте он проиграл своей мечте. Яркое солнце, прекрасные звезды - радости полон мир. А тут сколько ни ври, пустоте не поклоняйся, небо украли у Фиолетового. Может небо плата за жизнь? Когда-то в детстве оно было ярким, но пришел момент - любовь настала, и сейчас надо умереть под знаменем этого “серого неба”, которое разрушит мечты. Мечтать о светлом, мечтать о ярком. За улыбкой не скроешь лица - умри, [литературное слово], да. Серое небо прокляло его, серое знамя разорвало на части, стенки артерий липнут к отдаленным участкам сознания. Наступило утро какого-то там дня бытия, он еще молод, прекрасен, но мертв заранее. Серое небо играет в игру, кто кого возьмет, кому полный капут. Кажется, игра не в пользу Фиолетового, Фиолетовый обречен - пустота его сожжет. От радости к боли, от боли к радости. Сегодня у Фиолетового какие-то дела, для начала ему надо ответить на вопрос: “Как дела?”, на который он, конечно, ответит, да, мол, все нормально - нифига. Есть еще другие вопросы, но надо притворяться - играться, спрятаться, мечтать, что никогда его не найдут тут, что же не ясно. Усталый, учеба - сожрали на части, совершая над ним всякие пакости, в сером небе творится бардак, с серого неба сыпется на него пепел под громкие возгласы идиотов, что рады даже такому снегу, что составляют основы этого бытия. Бытие оцеплено сигналками, которые следят за передвижением в этой игре, где Фиолетовый против серого неба. Фиолетовый не поддается на последний продажный крик “сдайся”. Никто и не планирует сдаваться, никто и не планирует опустошаться, в кромешной тьме тонуть без оглядки. Заглатывая чудо-таблетки, следуя в новый день, приведет он его к себе, чтобы они там вместе попили чай с чудо-таблетками, успокаивающая “Лирика”, сносящая мозг своим своеобразием, облегчая бытье безбрежное, закрытое в тонкой нити вен, из которых глыщет кровь вовсю, чтобы собирали в стаканы её. Пили, брали, употребляли. Кровь на вкус будет прекрасной, как следы от лезвий. Серое небо осветило знамя, чтобы забрать что-то важное у Фиолетового, наверное, сердце, наверное, попросту внаглую украсть его, чтобы лишить шанса на жизнь навсегда. Жизнь скрывается под знаменем любви, любовь спасет этот мир. Но Фиолетовый и остальные в коконах, из которых вылезти не способны, к сожалению, они. Под небом серое знамя, уже наступило время любить, но все мимо, так как все в коконах, непробиваемых коконах, зарытых на опушках сознания.
Так проще, так проще, быть одному легче, чем любить, отдаваться, забыться. Алкоголь, психотропы, водка - вот весь новый смысл бытия. Серое знамя диктует свое, но ради чего? Все обязаны полюбить, новое существо на этот свет породить, чтобы мир этим светом от серого неба осветить, но кому какое до этого дело. Серое небо убивает, точка, Фиолетовый знает. Фиолетовому не долго осталось, он уже на полпути ко смерти, точка непрохождения уже на грани, скрытая за мирным следом и сгустками сознания. Серое знамя пытается пригреть его, как бы защитить от собственной же смерти, которую Знамя принес. Принес, а для чего? Чтобы убить Фиолетового, так Фиолетовый и сам может убить себя, если захочет, но все это прах, потому что стремление к любви оказалось у Фиолетового не рабочим. Поэтому он обречен умереть от одиночества в собственном коконе, где нет места кислороду и любви. Коконы других людей рвутся на части, а свет не пробивается сквозь облака и грязный серый кокон, но Фиолетовому уже все равно. Он мечтает о полете, а полет унесет из серого мира, и порвет кокон навсегда. Навсегда...

0

18

Special K написал(а):

Пишу в основном миниатюры на 1-2 страницы, есть один 18 страничный рассказ, писать серьезно начал недавно.

Добро пожаловать в психиатрический АД

Привет, я снова в эффекте удота, мне снова все далеко и плохо. Проснулся, ад в голове. Не сплю, тону в забытие. Сегодня какой-то день, когда я пью эти таблетки, но в общем-то это не долго. Это мой первый психиатр, лечение есть, но эффекта все еще нету - не понятно. Я тогда еще был далеко от разочарований. Но что-то не так уже две недели, тревога сильная, а эффекта нет, вообще, какая-то странность. Тревога сильная, сил нет, возбуждение. Мой врач предложил диазепам, пить ли мне его? Внезапность такая внезапность, предать анафеме еще рано. Но заветная коробочка седуксена на пути в ад идет на старт!

Дело было вечером, делать было нечего. Тревога шкалила за невозможной гранью, дай-ка я выпью одну таблетку, а где эффект? Дайте я выпью вторую таблетку, и снова же, где эффект? Но кажется мне стало хуже, тревога сильнее, что-то не то, я чую. Выпил еще 10 таблеток, пьяный, тревожный, в итоге плясал с лезвием. Себя резал, разрисовывал, что делать не знаю, тревога ведь шкалит. А тогда спрашивается, для чего транквилизатор? А тут выяснилось, что это все парадоксальная реакция, эффект обратный - вот счастье.
Я бегал по комнате, меня тащило, с рук текла кровь, пол мочила. В этот момент меня застают родители. Если стою на ногах, бегаю по комнате видите ли. Как безумен мир, как безумен! Родители пытаются успокоить, но ноль толку. В тоске безысходности вызывают скорую, скорая приезжает и в последний раз пытается успокоить. Но приходят два санитара, пытаются загрузить снова и снова. Но вот попал, везут в коричневое длинное здание. Привезли и на вязки, галоперидол с аминазином в подарок, чтобы голова была более ясная. Проснулся опустошенный, разорванный, для мира не созданный, да еще и вязки на мне, за что депрессивного больного так одарили, за что этот мир меня проклял?
Кто знал, что транквилизаторы это путь в ад, куда не посмотришь, что выхода нет сегодня. Прошел где-то час после того как я проснулся, голова тяжела, не уснуть обратно, что за жизнь проклятая. Аминазиновый рай, не иначе. Прошло, кажется, пару часов. Все похоже на один сон, мы все тут пленники. Нас обратили в ад, чтобы мы ни во что не верили. Нету сил кричать в полузабытие, крики отсутствуют, чувствую ткань на руках и ногах. Меня заметили, они на меня смотрят, хочу убежать, что они от меня хотят? Сердце бы боялось, если бы билось, я не чувствую его, где оно... Не дышу, умоляю, не смотри на меня, не смотри. Но кажется все прошло, все забыто, меня отвязали и повели куда-то, воткните нож в сердце, забудьте.
- Сквозь пустоту проносятся стоны, - мне так кажется.
- Кричат из пустоты, тсс, - я слышу, я знаю.
Мне что-то говорят, не понимаю, кто бы меня утешил, если бы кто-то мог, если бы сердце билось, мой стон весь мир бы пронзил. Лезвием по моему личному богу полосуют они, они хотят его убить, я знаю! Это исповедь моей души, рвите - я ничего не чувствую. Я рву, я слышу, можно не плакать, мне уже все равно. Болезнь обняла меня за талию, аминазин ножом воткнули прямо в сонную артерию насквозь, чтобы окончательно убить меня. Кто же проклял меня, они все еще смотрят на меня, смотрят на меня... Они отпустили меня, я лег на кровать, мне уже нечем дышать, тут душно и как будто закурено. Мои мысли теперь черно-белые, они врут, они все врут! Другие больничные пленники, с трудом двигаясь крутят мир. Куда пропал дофамин, кто украл его у меня. Не могу долго лежать, мне больно, попытаюсь поговорить с другими пленниками. Общая боль - общее бремя. Только не смотрите долго на меня, я противен, я уничтожен. У меня нож в горле, как же это не забыть, что они мне зашьют - шизофрению, или нет. Или нет, спасите. Я говорю с ними, я и мы одной крови - мы еще живы. Мой серотонин давно меня покинул, норадреналин предал и кинул. Ничего больше нет, великая тройка нейромедиаторов пала. Кажется, обед. Пора есть и пить таблетки, ели тащу ноги, трудно дышать и двигаться, что-то есть, разве есть смысл? По пути обратно меня загнуло назад в пополам обратно, глаза закатились, язык выпал - мне стало страшно и безысходно больно, медсестры что-то кричат, я не могу удержать на ногах, падаю. Выгнутый, разорванный на части, они что-то пытаются уколоть, как же выжить, как же выжить. Кажется, отпустило. Помогают встать, чуть ли не таща до кровати, кажется, я смогу поспать... Я уснул, мне не снятся теперь сны, только черно-белые фрагменты из боли, в забытых лодках на перроне. Ой, нет, проснулся - уже вечер. Обреченно, заглянул в окно, прогнивший снег марта, как в моей душе. Опять отвратительная еда, которую я не буду есть. Опять неизвестные таблетки, вдруг меня опять изогнет? Мне становится действительно страшно, недостаток воздуха от ножа в горле, к тому же оттуда кровоточит. На ночь укол аминазина, спи спокойно, малый. На следующей утро я проснулся, мне не страшно, сознание немного прояснятся, но зато стало больно. Где мои родители, где мои родители... Спасите, умоляю, ах, в отделение карантин - никого не впускают. Я остался совсем один, мне так одиноко, не улыбнуться другому больничному пленнику, не улыбнуться себе и другим.
Уколы, неизвестные таблетки - в этом все мы. Перекидываемся в карты, как будто забыв, что мы тут одиноки, что нас заперли в аду из таблеток. Кто-то совсем не встает с постели, кто-то делает вид, что жив. Мне передачка, немного сладкого и попить, но что-то плох у меня вкус. Пишу письмо сквозь слезы, боже, мне не больно, мне не больно...
Прошу каких-нибудь книг, как очнусь из безысходности, как пройдут слезы, на которые сбежались даже медсестры, как увижу, где моя звезда, где моя звезда - я пойду читать, обещаю. Как дожить до следующего дня, разве так можно? Бесконечная боль, бесконечный страх, несут нас с тобой, больничный брат, на руках. Телевизор, около которого собрались больничные пленники, давайте посмотрим ребята, ведь больше ничего не остается, не остается. Наступает время сна, снова уколы... Завтра проснусь и будет все опять также снова. За окном снег тает, противная весна окончательно душу добивает. Март лучшее время для ухода время, даже лучшее, чем апрель-май, просто смотря на то, как гниет любимый снег невыносимо, а я беспричинны плачу, ничего не знаю, так видимо и должно быть, хотя кто его знает. Меня утешает больничный пленник, завтра будет не так как прежде, нас отсюда выпустят, ты слышишь, выпустят! Я знаю, что он врет, но слышу, что надо как-то жить и ждать, пока кончится ад.
- Ад никогда не кончится, - кричит за обедом поданная душа.
- Сердце никогда не забьется, - кричит проклятая вдохновение нирваны сердце.
- Мы почти не дышим, - проговаривают легкие.
- Все будет хорошо, - шепчет надежда, сквозь укола аминазина крик.
Больничный пленник за больничным пленником, никто сменяет никого, а я тут еще все равно. Очередная передачка, книга “Маленький Принц” - я еще никогда её не читал. Очередное письмо, опять слезы на глазах, я плачу, ничего, но, пожалуйста, кто-нибудь обнимите и успокойте меня. Я сам маленький, как принц. Мне 16, я слышу крики птиц, мечтаю путешествовать по звездам и планетам. Я полюбил эту книгу, как когда-то любил жизнь, навсегда она останется в тряпичных отрезках памяти моей. Кажется, я смирился с пленном тут. Меня куда-то введут? К психологам на обследование? Повели меня в тулупе, как у заключенного в другой корпус. Выхода нет, приходится идти, эй, там облака, смотри!
Что-то спрашивают, как странно. Я желаю тебе добра, ты ведь знаешь? Нет, кажется, я в этом мире ничего не понимаю. Мои эмоции понемногу возвращаются, сны становятся все серыми и безысходными, больничный страх жрет остатки души на обед. Гляжу в окно, там еще подтаяло, как же так, за что это мне? Идет неделя за неделей, такая жизнь уже входит в норму. Постоянный сон, постоянное бодрствование, укол, таблетки, возможно, что-то еще. Кажется, меня решили выпустить из норы, выпустить! Я счастлив, спасибо тебе ничто за подарок, правда, ты получишь нечего. Вот и кончился ад, но будет ли там свет...

Воспоминание о больничном плене, как страх, страх всего и вся. Аминазин - это метод побороть душу, галоперидол вообще должен её разрушить. Никто ничего не знает, никто ни за что не отвечает. А я там был один, даже моя звезда испугалась и ушла. Но я верну её, я верну будущее, я буду бороться - это все не чушь. Исповедь рваных страниц, исповедь оборванных границ за осколками серого неба, видишь туда билет и дорогу.
Как сон, страшный сон, все там угнетало меня, противные стены, отсутствие дофамина в путях моего сознания, уплощенные эмоции и один страх. Как же так, бывает хуже, наверное, нет.

ни асилил)))) Сократись как-нить))).

0

19

итака написал(а):

ни асилил)))) Сократись как-нить))).

Это тот рассказ, из которого слов не выкинешь. -_-

0

20

Кошмарно вообще , столько пустых слов, чтож тебя так прет то))). Притормози приятель. Ты не единственный в мире страдалец, кроме себя хоть кого нибудь еще замечаешь? Пуп земли типа))).... Очнись, не паразитируй на своей болячке.

0


Вы здесь » Форум общения и хорошего настроения » Творчество форумчан » Пустота Рассыпанных Зеркал