- А Пиротехник предпочитает картошку с топленым маслом, зеленью и чесноком, - продолжал наставления жене Змеиный Глаз.
-Пиротехник предпочитает все, что гвоздями не приколочено, - не удержалась от едкого замечания дама. – Вот уж у кого раблезианский аппетит! Все съедает, что ни приготовлю. Дома его, видать, деликатесами не балуют…
-Васька! Прекрати! – строго, даже с некоторой угрозой произнес Глаз.
«Васька» - смешное прозвище его жены, по созвучию с девичьей фамилией, тоже осталось в семье, как память студенческих лет.
-А что? Разве я не права? – Васька была задета за живое. - Конечно, скажи мне кто-нибудь сорок лет назад, что Дина его голодом морить будет – ни за что бы не поверила! Она же у нас мастерица широкого профиля – и рукодельница, и кулинарка, и певунья, и плясунья! Все, и Пиротехник в том числе, не сомневались, что муж у нее будет, как сыр в масле кататься. А что вышло? У него язва от консервированных супов – ты знаешь это?
- Дина – занятой человек, она руководит крупным производством, когда ей котлеты вертеть? По ночам? – возмутился Глаз. – Пиротехник, вместо того, чтобы на диване с пивом валяться, мог бы сам себе что-то приготовить. Или заказать обед из ресторана – слава богу, сейчас с этим просто…
- При ее уровне доходов вполне могла бы нанять кухарку, - Васька никак не могла успокоиться – как обычно, когда речь заходила о Дине.
Змеиный глаз ухмыльнулся.
- Если мне не изменяет память, первая - она же последняя – кухарка в их семье вылетела из парадного в дезабилье, с отпечатком подошвы на розовых трусах, и вслед ей летели Динкины крики: «Я тя щас причешу, лохудра»!
Васька прыснула, прикусив кончик карандаша.(«Что это за хомячья привычка – грызть несъедобные предметы»! – возмущался обычно Глаз. Но сегодня – промолчал). Да, как ни печально, Пиротехник не стремился хранить верность супруге, что перманентно ставило их брак на край погибели. Но как-то все обходилось, налаживалось, устраивалось. Секрет был прост: в глубине души Дина гордилась тем, что ее супруг так привлекателен для других дам; а Пиротехнику страшно льстило, что такая красивая, успешная женщина, как Дина, столь пламенно, по-шекспировски ревнует его.
- А Сержант приедет? – все еще улыбаясь, спросила Васька.
- Нет. Болеет. Вчера звонил. Сама знаешь, живет с сыном, со снохой не ладит. Намекал, что собирается проситься в Дом ветеранов.
- Да ну! Может, пусть у нас поживет? А если понравится…
- Я ему уже это предложил.
- А он?
- Обещал подумать. В конце концов, мы обязаны о нем позаботиться – если бы не он, мы все остались бы там, под Раупом. Когда группа, попав в буран, рассыпалась по склону, только его хладнокровие и луженая глотка помогли нам вновь собраться воедино… Только Птица погиб.
Внезапный порыв ветра ворвался в сад, взволновал крону дуба, растущего близ террасы, и тысячи листьев, высохших, но не опавших, отозвались таким оглушительным, жестяным звоном, что Змеиный Глаз поначалу не расслышал, что ответила Васька.
- … тоже был в нее влюблен. И он, и ты, и Сержант – все вы были от нее без ума. Я вот думаю – отчего ты на ней не женился? С твоей целеустремленностью ты бы мог добиться взаимности. Почему ты выбрал меня? Ведь ты меня никогда, никогда не любил. Ты и слова-то этого не знаешь. По крайней мере, я его от тебя за все годы, прожитые вместе, ни разу не слышала. Из жалости? Из чувства долга? Мы в ответе за тех, кого приручили? Но то, что ты тащил меня на себе двадцать километров – еще не есть основательный повод для женитьбы…
- Ты - опять? Чего тебе надо, женщина? – тихо, с закипающей злостью спросил Змеиный Глаз. – Чем ты недовольна? Не бита, не ругана, сыта, одета, обута. Чего тебе не достает?
- Чувств! Живой жизни! Я сорок лет прозябаю, как высушенный жук в коробке, обложенный ватой, в то время, как другие живут по-настоящему, любят, страдают. Да, я завидую Дине, завидую мучительно, жестоко…