К творчеству Юкио Мисимы эта тема никак не относится.
Это о наших друзьях, о которых хочется рассказать...
Мы познакомились на первом концерте Rammstein. Он был гомосексуалист и Великий наркоман. Вся Москва знала его как Глюка - Великого Варщика Винта. Он перебрался в Питер, снимался на Ленфильме, но врезал по... лицу Германа-младшего. И с тех пор - не снимался на Ленфильме.
Он был Великий шаман.
Президент Ассоциации Шаманов Северной Америки - своими руками натягивал кожу на шаманский бубен моего друга. Друг голодал. Когда мог, я выручал его деньгами.
Он сдавал кровь хитрой американской лаборатории, взамен - получал чай, сгущенку и другие продукты. Он играл на бубне у Казанского собора, однажды, я играл вместе с ним. Чуть слышно постукивал в бубен, чтоб не испортить мелодию.
Если кто несколько лет назад видел четверку музыкантов с барабаном, бонгами и бубном - мой друг был с бубном.
У него потрясающий голос, он удивительный поэт. Его стихи прекрасны. Когда он пел собственные песни, временами вставляя в песню шаманское камлание, глубокое, сильное с индейскими оттенками, у меня что-то застывало в животе. Я видел талант. Сильный, закопанный, прокуренный талант.
Он выращивал кустик конопли в горшке. Часто навещавший друга участковый, пил чай под кустиком конопли, не догадываясь, что это за цветок.
У меня появилась очень нервная и небезопасная работа. Большие деньги, никак не задерживавшиеся в руках. Не больше двух часов сна в сутки, передвижения по городу только на такси, еда только в ресторанах, но ни гроша свободных денег. Клиенты постоянно обращались к бандитам.
Однажды таким вечером друг позвонил, сказал - приезжай, нужно. Ничего я не выяснил. Поскольку сам не Брюс Ли - взял поддержку. На месте выяснилось, что мой друг зажал бонги (барабаны) таганрогца лет семнадцати, за то, что тот не платил за постой, и сожрал кровную (ужасно звучит) сгущенку моего друга. Опасаясь мести, друг вызвал меня. Закончилось тем, что остальные шесть таганрогцев, остановившиеся в однокомнатной квартире друга, решили, что воскурение травы все решает. Мой друг, верховодил на этом странном вечере, в бардовой бархатной рубашке и с шипами в ушах. Семнадцатилетний виновник торжества не объявился.
Запомнилось, как друг находил меня взглядом, улыбался с заговорческим видом. И я улыбался в ответ, понимая, что нет заговора, даже понимания. Еще запомнился маленький таганрожка. Под кайфом он поставил блэк металл и перся, бился, словно апофеоз Бивиса с Баттхедом.
Теперь, мой друг уехал в Израиль. Больше не услышу его стихов, по телефону в три ночи. Не услышу его прекрасную песню, которую очень хочу слышать.
Он не смог перенести, что сосед сверху сплевывает, когда идет утром в туалет. Криков соседей за стенами. Собственного еврейского и гомосексуального комплексов.
Он считал, его ненавидят за то, что он еврей и голубой.
Зато, благодаря ему, я узнал, что чувствует девушка, когда парень, который ей не нужен, навязывает отношения. Больше никогда не буду говорить о чувствах девушке, которая не проявляет интереса. Такой мужчина очень убог.
Как гетеросексуал по определению, я не принял любовь друга. Но кое-чему научился. Отношения могут быть прекрасными, пока сохраняется деликатность. Быть по-настоящему дорогими, если не облекать их в рамки, не классифицировать, не подводить под определение, не резать терминами.
Но, где-то в Израиле, в ночном Тель-Авиве гремит бубен, сделанный американским президентом шаманов. И собираются тучи, призванные идейским плачем моего друга. Приятно об этом думать.